Классика жанра. Когда аргументы заканчиваются, в ход идут слёзы и обвинения в предательстве.
— Хватит манипулировать, — я встала из-за стола. — Галина Петровна, мы не дадим вам денег. Если вам действительно нужна операция, мы готовы поехать с вами в больницу, поговорить с врачами, оплатить лечение напрямую клинике. Но просто так отдавать триста тысяч — извините, нет.
— Как ты смеешь не доверять мне! — свекровь повысила голос. — Я мать Димы!
— И что? — я пожала плечами. — Это не даёт вам права обманывать нас и вытягивать деньги.
— Дима! — Галина Петровна схватила сына за руку. — Скажи ей! Поставь на место свою жену!
Дима молчал, глядя в пол. Я знала, что происходит у него в голове. С одной стороны — мать, которая воспитала его одна после смерти отца. С другой — я, его жена, с которой он прожил пять лет. И необходимость выбирать разрывала его на части.
— Мам, — наконец заговорил он, — Таня права. Если тебе нужна операция, давай сходим к врачу вместе. Мы оплатим всё, что нужно.
Лицо Галины Петровны стало багровым.
— То есть вы мне не верите? Родному человеку не верите?
— После истории с зубами — нет, — честно ответил Дима.
Это было неожиданно. Обычно мой муж до последнего защищал мать, находил ей оправдания. Но сегодня что-то изменилось.
— Ах так! — Галина Петровна вскочила со стула. — Ну и живите тут вдвоём! А когда я умру, будете локти кусать!
Она схватила сумку и направилась к выходу, на ходу бросая:
— Не сын ты мне больше, Дмитрий! Предатель!
Дверь хлопнула так, что задрожали стёкла. Мы с Димой остались сидеть на кухне, глядя друг на друга.
— Прости, — сказал он тихо. — Я должен был раньше это прекратить.
— Почему не прекратил? — спросила я, хотя знала ответ.
— Она моя мать, Тань. Единственный родной человек, кроме тебя. Я думал, она правда нуждается в помощи.
Дима вздохнул и откинулся на спинку стула.
— А теперь я вспомнил, сколько раз она так делала. Помнишь, когда мы только поженились? Ей срочно нужны были деньги на ремонт. Мы отдали все свадебные подарки. А потом я случайно узнал, что она поехала в санаторий на эти деньги.
Я помнила. Тогда мы жили в съёмной однушке на окраине, считали каждую копейку. А Галина Петровна отдыхала в Кисловодске и присылала нам фотографии с подписями «Лечу здоровье». — И когда у нас родилась Маша, — продолжил Дима, — она попросила денег на лекарства. Сказала, что давление скачет, сердце болит. Мы отдали последние сбережения. А через неделю соседка рассказала, что видела маму в меховом салоне.
— Она купила тогда норковую шубу, — кивнула я. — За четыреста тысяч.
— Я не хотел в это верить, — Дима потёр виски. — Всё оправдывал её. Думал, может, шубу подарили, может, выиграла где-то. Глупость, конечно.
Мы помолчали. За окном начинался дождь, капли барабанили по подоконнику.
— Что теперь? — спросила я.
— Не знаю, — Дима покачал головой. — Она же не успокоится. Будет названивать, приходить, устраивать сцены.
Как в воду глядел. Не прошло и часа, как начались звонки. Сначала на телефон Димы, потом на мой. Мы не брали трубку. Тогда пошли сообщения.
«Димочка, у меня сердце болит! Вызываю скорую!»
«Сын, я умираю! Неужели ты не приедешь?»
«Таня, это всё из-за тебя! Ты разрушила нашу семью!»
— Может, правда что-то случилось? — забеспокоился Дима после десятого сообщения.
— Если бы случилось, она бы не писала сообщения, а была бы в больнице, — ответила я. — Это манипуляция, Дим. Не ведись.
Но он всё равно переживал. Я видела, как он то и дело поглядывает на телефон, читает сообщения от матери. Галина Петровна знала его слабые места и била точно в цель.
К вечеру она сменила тактику. Теперь сообщения были полны раскаяния и любви.
«Димочка, прости меня! Я была не права!»
«Сынок, давай поговорим спокойно. Я люблю тебя!»
«Приезжайте с Таней на чай. Испекла твой любимый пирог.»
— Может, съездим? — предложил Дима. — Она же извиняется.
— Она не извиняется, — покачала я головой. — Она просто меняет тактику. Сейчас мы приедем, она наплачется, накормит пирогами, а потом снова начнёт про деньги. Только уже не триста тысяч попросит, а полтораста. Типа, пошла на уступки.
Дима задумался. Он знал, что я права, но принять это было сложно.
— Тань, а может, мы правда слишком жёсткие? Она же пожилой человек, одинокая…
— Одинокая? — я удивлённо подняла брови. — У неё полквартиры подруг, она каждую неделю то в театр, то в ресторан, то на дачу к кому-то. Какое одиночество?
— Ну, без семьи же…
— Дим, это её выбор. Она сама оттолкнула нас своим враньём и манипуляциями. Сколько можно это терпеть?
На следующий день Галина Петровна подключила тяжёлую артиллерию. Нам начали звонить её подруги.
