— Танечка, — елейным голосом говорила тётя Люда, лучшая подруга свекрови, — как же вы можете так с Галей? Она же вам всю жизнь посвятила!
— Кому посвятила? — удивилась я. — Мы живём отдельно уже пять лет, видимся раз в месяц, и то не всегда.
— Но она же мать Димы! Воспитала его одна!
— И теперь считает, что он должен её содержать?
— Не содержать, а помогать! — возмутилась тётя Люда. — Это же естественно!
— Помогать — да. Но не спонсировать её прихоти, — ответила я и повесила трубку.
Потом звонила тётя Валя, тётя Марина и ещё какие-то женщины, которых я даже не знала. Все они пели одну песню: мы бессердечные, Галина Петровна страдает, как мы можем отказать родной матери.
— Она весь район подняла, — устало сказал Дима вечером. — Мне даже сосед сегодня высказал, что я плохой сын.
— Пусть высказывает, — пожала плечами я. — Может, предложишь ему спонсировать твою мать?
Но это было только начало. На третий день Галина Петровна перешла к плану Б. Она пришла к нам домой, когда меня не было. Только Дима и наша четырёхлетняя дочь Маша.
Когда я вернулась с работы, картина была идиллическая: свекровь на кухне лепит с внучкой пельмени, Дима пьёт чай, все улыбаются.
— Мамочка! — Маша бросилась ко мне. — Бабушка приехала! Мы пельмешки делаем!
Я натянуто улыбнулась и поздоровалась с Галиной Петровной. Та сделала вид, что ничего не произошло.
— Танечка, присоединяйся! Я как раз рассказывала Машеньке, как мы с Димой пельмени лепили, когда он маленький был.
Весь вечер она играла роль идеальной бабушки. Читала Маше сказки, помогла её искупать, уложила спать. И ни слова о деньгах, операции или наших отношениях.
— Видишь, — сказал Дима, когда мы остались одни, — она может быть нормальной.
— Это называется love bombing, — ответила я. — Сначала заваливает любовью и заботой, чтобы мы расслабились. А потом снова начнёт.
— Ты слишком подозрительная.
— А ты слишком наивный.
И правда, не прошло и недели, как Галина Петровна снова начала атаку. Теперь она приходила «навестить внучку» почти каждый день. И каждый раз между делом вздыхала о своём здоровье, жаловалась на нехватку денег, рассказывала душераздирающие истории о пенсионерах, которые умерли, не дождавшись операции.
— Бабушка, ты умрёшь? — однажды спросила Маша за ужином.
— Что? Нет, солнышко, с чего ты взяла? — удивилась я.
— Бабушка сказала, что если не сделать операцию, она может умереть, как тётя Зина из её дома.
Я посмотрела на Галину Петровну. Та невозмутимо ела салат.
— Мама, — Дима нахмурился, — ты зачем ребёнку такое говоришь?
— А что я такого сказала? — невинно захлопала глазами свекровь. — Это правда жизни. Тётя Зина действительно умерла.
— При Маше не надо о смерти говорить, — твёрдо сказала я.
— Ой, да ладно тебе, — отмахнулась Галина Петровна. — Дети должны знать правду.
После этого случая я запретила ей оставаться с Машей наедине. Галина Петровна обиделась, устроила скандал, обвинила меня в том, что я не даю ей общаться с внучкой. Но я стояла на своём.
Апогеем стал день, когда я вернулась домой раньше обычного и застала такую сцену: Галина Петровна сидит на диване, держится за сердце, Дима мечется вокруг неё с валерьянкой, а Маша плачет в углу.
— Что происходит? — спросила я.
— Маме плохо! — Дима был бледный. — Сердце!
Я подошла к свекрови, пощупала пульс. Ровный, спокойный. Никаких признаков сердечного приступа.
— Галина Петровна, что именно у вас болит?
— Всё болит! — простонала она. — Умираю я!
— Вызывайте скорую, — сказала я Диме.
— Нет! — Галина Петровна резко села. — Не надо скорую!
— Почему? Если вам так плохо, нужна медицинская помощь.
— Они… они отвезут в больницу… А там очереди…
— Если это сердечный приступ, вас примут без очереди, — я достала телефон. — Набираю 103.
— Не надо! — свекровь вскочила с дивана. — Мне уже лучше!
Дима смотрел на мать как на привидение.
— Мам, ты же только что умирала…
— Отпустило, — буркнула Галина Петровна. — Бывает.
— Нет, не бывает, — я подошла к дочери и обняла её. — Маша, бабушка просто пошутила. С ней всё хорошо.
— Плохая шутка! — всхлипнула Маша.
— Да, очень плохая, — я посмотрела на свекровь. — Галина Петровна, выйдите, пожалуйста.
— Что? Ты выгоняешь меня?
— Да. Вы напугали ребёнка своим спектаклем. Уходите.
— Дима! — Галина Петровна повернулась к сыну. — Ты позволишь ей так со мной обращаться?
Дима молчал, глядя на заплаканную дочь. Потом поднял глаза на мать.
— Мам, иди домой. Правда, иди.
— Предатель! — выплюнула Галина Петровна. — Оба предатели!
Она ушла, хлопнув дверью. Маша ещё долго всхлипывала у меня на руках, а Дима сидел на диване, уткнувшись лицом в ладони.
— Прости, — сказал он глухо. — Я должен был раньше это остановить.
