Мария вернулась с работы (на этот раз — из офиса, потому что дома она больше не выдерживала), и застыла на пороге. Кровать стояла у окна, зеркало убрано, а полка с книгами исчезла совсем.
— Это… где мои книги? — голос дрожал.
— А, это? Я в кладовку убрала. Всё равно пыль собирали. Поставим икону туда. Уголок уюта сделаем.
— ВЫ что себе позволяете?! — Мария подскочила. — Это Моя квартира!
— Маша, не ори, — спокойно сказала свекровь. — Женщина должна быть гибкой. Ты слишком агрессивна. Ты мужа своего оттолкнёшь с таким нравом.
— Так может, он и хочет, чтобы я оттолкнула?! — Мария повернулась к мужу, который в это время стоял в прихожей с коробкой пиццы. — Денис, скажи мне честно. Это что? Вы тут команду организовали, а я — просто зритель?
Денис замялся, почесал затылок.
— Маш… ну, правда, ты слишком остро всё воспринимаешь. Это же мама. Ей тяжело. Мы можем немного подвинуться?
— Ну ты же говорила — ты сильная, независимая…
— Вот и держи за язык! — Мария злобно усмехнулась. — Сильная не значит безмозглая. Я просто хочу жить в доме, который я создала. Без ваших цирков. Без ковров и икон в спальне!
— Ты истеричка, — вдруг выплюнула свекровь.
— А вы самозванка, — прошипела Мария. — И если сейчас же не уберёте свои руки от моей квартиры, я вызову полицию. Участковый разберётся, у кого тут какие права.
Молчание. Даже Денис не ожидал такого тона.
Галина Петровна хлопнула тряпкой по подоконнику:
— Я всё поняла. У тебя гордость выше крыши, Мария. Ты хочешь быть одна? Будешь.
Мария глянула на мужа:
— Маша… я не могу выгнать маму.
Мария тихо кивнула. Потом подошла к комоду, достала из ящика документы на квартиру и кинула их на стол.
— Тогда вы вдвоём завтра же ищите себе жильё. Это — моя территория. И если вы вдвоём её не уважаете, то и вход вам сюда закрыт.
Вечером она сидела на полу с бокалом вина. Спальня — опустошённая. Книги — в мешках. Полка лежит у стены, разбитая. Комод — с содранной краской.
— Ты сама хотела квартиру, — прошептала себе Мария, улыбаясь криво. — Вот тебе и квартира. Без мужа. Без свекрови. Но с духами лавандовыми и кофе в тишине.
Слёзы катились по щекам. Больно было. Но ещё больнее — жить в доме, где тебя не слышат.
Переезд у свекрови затянулся.
— Ещё неделька, Машенька, — промурлыкала Галина Петровна, отодвигая кастрюлю с борщом. — Они в ванной косяк нашли. Плитку вскрыли, теперь ждут мастера.
Мария встала у двери, глядя на свою кухню как на операционный стол после неудачной операции. Всё было не так. Полотенца не те, ножи не на месте. Даже соль стояла рядом с вареньем.
— У меня аллергия на это «Машенька», — спокойно сказала она. — Вы когда съезжаете?
— Вот тебе и благодарность, — фыркнула свекровь. — Я тебе, между прочим, борщ сварила. Нормальный борщ, не этот ваш модный крем-суп из всего, что под руку попадётся.
Мария выдохнула через нос.
— Суп — это не аргумент. Я не еду сюда ради борща. Это мой дом. А вы в нём — самозванец. Всё, хватит.
— Мария… — начал Денис, поднимая глаза от ноутбука, — давай спокойно. Мама действительно не виновата, что у неё затянулся ремонт. Она же не нарочно.
Мария уставилась на него.
— Ты серьёзно? Ты считаешь, что тут кто-то кроме меня страдает?
— Ну ты же сама сказала — сильная.
— Прекрати это повторять, — отрезала она. — Это не комплимент. Это способ сказать: «страдай молча». А я — не подписывалась.
Галина Петровна, закатав рукава, загремела тарелками.
