Толя стоял, открывая и закрывая рот. Потом схватил сумки, начал швырять в них вещи. Никита вышел из своей комнаты, прислонился к косяку. Высокий, спокойный. Толя на него зыркнул, но промолчал.
Ушёл, хлопнув дверью. А я села на кухне и заплакала. Не от горя — от облегчения. Будто камень с плеч свалился, которые тащила столько лет, что забыла, каково это — идти налегке.
Прошёл месяц. Комната, где раньше обитал Толя, преобразилась. Никита оказался мастером на все руки — поклеил новые обои, починил розетку, даже карниз перевесил. Платил исправно, по вечерам пил чай на кухне, рассказывал про смены.
Развод прошёл быстро — Толя даже не явился в суд. Прислал смс: «Надеюсь, ты довольна, стерва». Я удалила, не отвечая.
В тот вечер Алексей Петрович принёс последние документы. Свидетельство о разводе, выписку из домовой книги — Анатолия там больше не было.
— Всё, Галина Сергеевна. Вы свободны.
Я держала бумаги, не веря. Свободна. Пятьдесят семь лет, и я снова свободна.
— Чаю? У меня есть печенье, Никита испёк. Он, оказывается, печь любит.
Алексей Петрович улыбнулся, снял пальто. Сели на кухне, я заварила чай с корицей — мамин рецепт, давно не делала. Толя не любил пряности.
— Знаете, я тоже разводился, — вдруг сказал он. — Пять лет назад. Думал, жизнь кончилась. Пятьдесят два года, и снова один. А потом понял — она только начинается. Настоящая жизнь. Где ты решаешь, что есть на завтрак, какой фильм смотреть, когда ложиться спать.
— Страшно. Первый месяц спал на диване, потому что привык, что кровать — это «наше место». Потом купил новую кровать. Потом — новые шторы. Потом понял, что могу поехать в отпуск туда, куда хочу я, а не куда «надо». В Карелию поехал. Один. С палаткой.
Мы говорили до полуночи. О разных вещах — о работе, о книгах, о том, как меняется город. Он рассказал про дочь — живёт в Питере, учится на архитектора. Я — про свою работу, про то, как люблю возвращать вещам жизнь.
— Как обувь чинить, — улыбнулась я. — Приносят стоптанные, сломанные. А уходят — как новые. Готовые идти дальше.
Он ушёл за полночь. У двери обернулся.
— Галина Сергеевна, можно… можно я иногда буду заходить? На чай. Вы замечательно его завариваете.
— Галя, — сказала я. — Просто Галя. И конечно, заходите.
Закрыла дверь, прислонилась к ней спиной. В квартире было тихо. Никита спал, за окном падал снег. Я прошла на кухню, села у окна. Внизу, на парковке, стояли машины. На месте моей — чужая иномарка. И знаете что? Мне было всё равно. Абсолютно всё равно.
Я была дома. В своей квартире, в своей жизни. Пятьдесят семь лет — самое время начать сначала.
Выбор наших читателей
