Николай сел за стол, опустил голову.
– Валя, я знаю, что был не прав. Но пойми… я так боялся тебя потерять…
– А потерял, – спокойно сказала она, наливая кипяток в чашки. – Того человека, которого я любила, не существует. Есть другой – с дочерью, внуками, долгами, проблемами. Я его не знаю.
– Он такой же. Он любит тебя так же.
Валентина села напротив, посмотрела Николаю в глаза:
– Николай, я поняла, почему ты скрывал. Марина мне объяснила. Ты хороший отец, хороший дедушка. Ты не бросил свою семью, помогаешь, как можешь. Это достойно уважения.
Лицо Николая озарилось надеждой:
– Значит, ты прощаешь?
– Я понимаю. Но прощение – это другое.
Она встала, прошлась по кухне. За окном зажигались огни в соседних домах, где люди ужинали, разговаривали, строили планы на завтра. Обычная жизнь обычных людей.
– Николай, у меня есть предложение. Последнее.
– Либо полная честность между нами. Во всем. Всегда. Либо мы расстаемся.
– Я не закончила. Полная честность – это значит, что я знаю все. Про твои доходы, расходы, про то, сколько ты даешь Марине, про все твои проблемы. Мы решаем все вместе, как семья. Или не решаем вообще.
– Завтра мы идем к нотариусу. Ты оформляешь дарственную на мою квартиру. Половину. Тогда я буду знать, что ты настроен серьезно.
– Тогда больше мы не увидимся.
Тишина. Тикали часы на стене, где-то капал кран.
– Хорошо, – сказал наконец Николай. – Завтра же поедем.
– И еще одно. Я хочу познакомиться с Мариной и детьми нормально. Не как тайная женщина папы, а как твоя… как часть твоей семьи.
Они сидели напротив друг друга, и между ними было что-то новое. Не прежняя легкость и романтика, а что-то более серьезное. Взрослое.
Время лечит, но шрамы остаются
Прошло полгода. Валентина сидела на той же кухне, пила чай из той же чашки. Но многое изменилось. На холодильнике висели детские рисунки от Марининых детей, в ящике лежали документы на квартиру с двумя именами, а на полке стояли фотографии – их общие, где Валентина обнимала внуков Николая.
Николай мыл посуду, рассказывал о работе. Теперь она знала все – и про недоплаченные деньги рабочим, и про очередную просьбу Марины помочь с лекарствами для младшего, и про его собственные проблемы со здоровьем.
– Завтра к врачу поеду, – говорил он, вытирая тарелку. – Давление скачет.
– Я с тобой, – сказала Валентина. – У меня выходной.
Он посмотрел на нее и кивнул. Теперь они делали все вместе. Это было одно из условий.
Валентина допила чай, посмотрела в окно. Жизнь налаживалась. Медленно, с трудом, но налаживалась. Андрей до сих пор относился к Николаю настороженно, но уже не требовал разрыва. Марина стала звонить ей напрямую, советоваться, просить рецепты. Дети присылали рисунки и звали «бабушкой Валей».
Все было правильно. Честно. По-взрослому.
И все равно что-то изменилось навсегда.
– О чем думаешь? – спросил Николай, садясь рядом.
Она смотрела на его руки – рабочие, с мозолями, честные руки. На лицо – усталое, но открытое теперь. На глаза – в них больше не было тайны.
Валентина любила этого человека. Любила по-прежнему. Но доверяла… доверие – это было сложнее. Доверие, как хрусталь, можно склеить, но трещина остается. Невидимая, но чувствуемая.
Может, это и есть взрослая любовь – любить, зная правду. Всю правду. И принимать эти трещины как часть жизни.
– Николай, – сказала она тихо.
– Больше никогда не ври мне. Даже в мелочах.
Часы пробили полночь. Новый день начинался честно.
Захватывающее внимание
