— Ну и что теперь? — тихо спросил Сергей Алину, не сводя глаз с дороги. — Больше никогда с мамой общаться не будешь? Алина медленно покачала головой. — Не знаю… Может, я и перегнула палку. Но у меня прям как щёлкнуло внутри… Этот щелчок прозвучал сегодня, среди грядок с клубникой, под палящим тридцатиградусным солнцем. Пять лет прошло с того дня, как мама, Ольга Петровна, узнав, что дочка беременна, с сияющими глазами убеждала: «Рожай, дочка! Я помогу, я всегда рядом! Мы вместе справимся!». Алина верила. Она справлялась сама, сидя в декрете с дочкой. Помощи и не требовалось. Но потом Саше исполнилось четыре, начался садик, работа, бесконечные больничные, форс-мажоры. И оказалось, что помощь бабушки — миф, подобный единорогу. Каждый раз, когда нужно было срочно забрать ребёнка из сада, отвести на процедуры или просто посидеть пару часов, у Ольги Петровны находилась причина. Целый арсенал. — Ой, Линочка, давление замучило, голова кружится, — голос по телефону звучал слабым, умирающим. — Боюсь, сознание потеряю прямо при Сашеньке, напугаю девочку. — Мам, но тебе всего шестьдесят три! — пыталась возражать Алина. — Возраст, дочка, возраст! В мои годы с детьми тяжело! Тебе ещё не понять… Перестали просить. Лишь в самых отчаянных ситуациях, раздавался этот тягостный звонок. Бабушка соглашалась со скрипом, а потом полдня отлёживалась, рассказывая, как вымоталась с «таким активным ребёнком». (продолжение в статье)
Елена стояла у плиты, переворачивая сырники на сковороде. Субботнее утро всегда начиналось одинаково — кофе, творожные оладьи и разговор с дочкой по телефону. За окном моросил октябрьский дождь, а на кухне пахло корицей и домашним теплом.
— Мам, ты как дела? — голос Светланы звучал усталым даже через телефон из Екатеринбурга.
— Да что там у меня... Работа, дом. Вчера отчёты до десяти вечера сдавала. А ты как, доченька?
Елена машинально поправила волосы, собранные в привычный хвостик. В свои пятьдесят восемь она всё ещё чувствовала себя молодой, хотя зеркало порой напоминало о прошедших годах тонкими морщинками у глаз.
— У меня тут проект новый начинается, командировки будут...
Дочь что-то рассказывала о работе, а Елена думала о своём. Вот уже двадцать лет она работала главным бухгалтером в небольшой строительной фирме. Цифры, отчёты, проверки — всё это давно стало частью её жизни. После развода она привыкла полагаться только на себя, держать всё под контролем.
Звонок в дверь прервал разговор.
— Света, подожди секундочку, кто-то пришёл.
У двери стоял почтальон с заказным письмом. Елена расписалась, не особо вглядываясь в отправителя. Вернулась на кухню, продолжая болтать с дочкой, и машинально вскрыла конверт.
— Мама, ты меня слушаешь? — голос Светланы стал настойчивее.
Но слова застыли у неё на языке. В руках была бумага с официальной печатью — извещение от нотариуса из Воронежа. Елена перечитала первые строки дважды, трижды. Сердце забилось где-то в горле.
— Света, я тебе перезвоню, — выдохнула она и, не слушая протесты дочери, отключила телефон.
«Уважаемая Елена Михайловна, извещаю Вас о том, что в связи со смертью Вашего отца...»
Отца? Какого ещё отца? Папа же умер три года назад, они же хоронили его вместе с Алексеем...
Елена опустилась на стул, чувствуя, как мир вокруг начинает качаться. В письме говорилось о каком-то наследственном деле, о квартире в центре Воронежа, о необходимости явиться к нотариусу для оформления документов.
— Что за чушь... — прошептала она, но руки тряслись.
Номер телефона в письме был настоящим. Елена набрала его, не понимая, зачем она это делает.
— Нотариальная контора, Марина Петровна слушает.
— Здравствуйте, я получила письмо... По поводу наследства... Михаил Васильевич Соколов...
— Да, мы Вас ждём. Вы дочь покойного?
— Простите, но тут какая-то ошибка. Мой отец умер три года назад.
— Елена Михайловна, согласно нашим документам, Ваш отец, Михаил Васильевич Соколов, умер двадцать седьмого сентября этого года. Завещание составлено, есть наследники. Вам необходимо подъехать для ознакомления с документами.
Телефон выскользнул из рук и упал на пол.
— Галь, ты не поверишь, что со мной случилось, — Елена прижимала телефонную трубку к уху так сильно, что побелели костяшки пальцев.
Галина Петровна была её единственной близкой подругой, с которой они проработали бок о бок почти десять лет. Если кому и можно было довериться, то только ей.
— Лена, ты чего такая взвинченная? Что стряслось?
— Галь, помнишь, я рассказывала про отца? Как он нас с Алёшкой бросил, когда мне было пятнадцать?
— Ну да, конечно помню. А что?
Елена глубоко вдохнула. Слова давались с трудом, как будто каждое приходилось выталкивать из горла.
— Он умер. Месяц назад. И оставил завещание.
— Как умер? Ленка, ты о чём? Ты же говорила...
— Я думала, он умер давно! А он... он жил в Воронеже, у него была квартира, какие-то деньги... И теперь мне звонят от нотариуса!
Галина помолчала. Елена слышала, как она затягивается сигаретой.
— Лен, а может, это мошенники? Сейчас такого много. Звонят, письма рассылают...
— Я проверила. Нотариус настоящий, контора существует. Галь, что мне делать? Ехать туда?
— А что говорит Алексей? Ему тоже должны были написать, он же тоже сын.
Елена почувствовала, как внутри всё сжалось в тугой узел. Алексей. Брат. Они общались редко, в основном по праздникам. После смерти мамы каждый жил своей жизнью.
— Я ему ещё не звонила. Боюсь как-то...
— Лена, слушай меня внимательно. Если там действительно наследство, то оно вам с братом поровну положено. По закону. А если завещание есть... Тут уж как отец распорядился. Но в любом случае, ты имеешь право знать правду.
— А вдруг там что-то нечисто? — вырвалось у Елены. — Галь, мне страшно. Столько лет я думала, что он где-то спивается или уже давно умер, а он оказывается...
— Жил себе потихоньку и копил наследство, — закончила Галина с горчинкой. — Знаешь что, подруга? Поезжай. Узнай правду. А то потом всю жизнь себя грызть будешь — что да как.
— Думаю. И с братом обязательно поговори. Может, он уже в курсе?
После разговора с Галиной Елена долго сидела на кухне, глядя в окно. Сырники давно остыли, кофе превратился в горькую жижу. А в голове крутилась одна мысль: а что, если Алексей действительно уже знает?
Странный разговор с братом
Елена набирала номер Алексея третий раз за час. Первые два раза сбрасывала вызов, не решаясь заговорить. Что она скажет? «Привет, брат, а ты знаешь, что папа умер месяц назад?»
— Алло, — голос брата звучал как-то натянуто.
— Алёша, привет, это я.
— Лена? Ой, привет... Слушай, я сейчас занят немного. Велик ремонтирую. Что случилось?
За его спиной действительно слышался металлический скрежет и постукивание молотка. Алексей всегда что-то мастерил, чинил, переделывал. В детстве их мама шутила, что у него золотые руки.
— Алёш, я получила письмо от нотариуса. Из Воронежа. Про отца...
Пауза. Стук прекратился.
— Какое письмо? — голос брата стал осторожным.
— Про наследство. Оказывается, папа умер месяц назад. У него была квартира, он завещание оставил...
— Ах, это... — Алексей как-то странно кашлянул. — Да, мне тоже приходило что-то такое. Но это же всё формальности, Лен. Потом всё обсудим.
— Как формальности? Алёша, ты что, уже ездил к нотариусу?
— Нет-нет, какой там... Просто письмо получил. Слушай, я сейчас правда не могу говорить. Руки по локоть в смазке. Созвонимся завтра, ладно?
— Алёш, подожди! А ты знал, что папа жив был? Знал, где он живёт?
Снова пауза. Слишком длинная.
— Откуда я мог знать? Лена, ну правда же, не могу сейчас. Звякни завтра вечером. Или лучше я сам позвоню.
Елена смотрела на телефон и чувствовала, как внутри растёт какое-то противное, липкое беспокойство. Алексей говорил не то что странно — он говорил неправду. Она знала его с детства, знала все его интонации. Когда он врал маме про разбитое окно или съеденное варенье, голос у него становился точно таким же — скомканным, торопливым.
Но зачем ему врать теперь? И почему он так быстро завершил разговор?
Елена прошлась по квартире, не находя себе места. Может быть, Галина права, и надо просто поехать в Воронеж? Узнать всё самой, не дожидаясь объяснений от брата?
Она подошла к зеркалу в прихожей и посмотрела на себя. Усталое лицо, растерянные глаза. Когда она успела так постареть? Или просто сегодня впервые за долгое время увидела себя по-настоящему?
— Завтра поеду, — сказала она своему отражению. — Надо же наконец узнать правду про отца.
Автобус до Воронежа ехал четыре часа. Елена сидела у окна, смотрела на мелькающие поля и думала о том, что делает что-то очень важное. Или очень глупое — пока не знала точно.
В сумочке лежала распечатка с адресом: улица Кольцовская, дом семнадцать. Квартира тридцать четыре. Почему-то эти цифры врезались в память так, словно она знала их всю жизнь. (продолжение в статье)
Прозвенел звонок, и школьные коридоры постепенно опустели. Учителя расходились по классам, подгоняя припозднившихся учеников.
За окнами шумела молодая листва, солнце манило на улицу. Светлана Владимировна остановилась перед дверью в класс. Ей, как и ученикам, хотелось всё бросить и пойти гулять по весеннему городу. Она вздохнула и вошла в класс. Ученики седьмого «б» с шумом встали.
— Good morning. Sit down, please (С добрым утром. Садитесь, пожалуйста), — сказала она, проходя к учительскому столу.
— Who is absent today?(Кто сегодня отсутствует?), — спросила она, окинув класс быстрым взглядом.
Отличница Аня Синичкина встала и сказала по-английски, что Рябова болеет, и отсутствует Коля Гинсбурга. Она всегда быстро реагировала, потому что лучше всех говорила по-английски. По классу прошла волна ропота.
— Миша, что с Колей? – спросила Светлана Владимировна по-русски.
Миша Лыков был соседом Коли по дому.
Все в школе знали, что отец Коли год назад вышел из тюрьмы, нигде не работал, пил и нещадно бил жену. Сыну тоже доставалось, когда он заступался за мать. Коля часто приходил на уроки с синяками. Перед физкультурой он заходил в раздевалку после всех, чтобы ребята не видели почерневших синяков на его теле. Но все знали, что отец распускает руки. Сосед Мишка Лыков рассказывал.
Светлана симпатизировала Коле и жалела. Мальчик красивый, не по годам развитый. В неблагополучных семьях дети взрослеют рано. Учился он хорошо, быстро всё схватывал. Вот только английский ему не давался, но он старался.
После института Светлана вернулась в свою школу учителем английского языка. Не хотела оставлять маму одну, поэтому не уехала в Москву, не устроилась работать в частную школу, как сделали многие из её сокурсников.
Старшеклассникам английский преподавала более опытная учительница. Светлане досталась средняя школа. Поначалу, конечно, уроки ей срывали, а потом привыкли и полюбили молодую учительницу. Одевалась она строго, но из-под маски напускной серьёзности часто проглядывала добрая улыбка и смешинки в глазах.
Девчата перенимали манеры начинающей учительницы, а мальчишки свою влюблённость прятали за грубостью. С этого года Светлана Владимировна взяла классное руководство над седьмым «б».
— Светлана Владимировна, вчера его отец снова напился, мать Колькину бил. Крики весь дом слышал. Ночью «скорая» мать забрала в больницу. Колька вызвал, когда отец заснул. А те уж полицию вызвали. Отца забрали, и Кольку тоже, пока не найдут его родственников.
— Как?! – ахнула Светлана Владимировна и снова обвела взглядом класс. Притихшие ученики ожидали от неё каких-то разъяснений, слов. Что сказать?
— Хорошо, после уроков я пойду в полицию и всё узнаю.
По классу прошёл ропот облегчения.
Перед глазами Светланы стояло лицо тринадцатилетнего Коли. Сколько раз она спрашивала его, нужна ли помощь, но он испуганно мотал головой. На уроках она часто ловила его пронзительный взгляд, от которого смущалась, краснела и сбивалась.
Класс замер в ожижании.
— Okay, let’s begin (Ну что ж, давайте начинать)… — сказала она нарочито бодро.
На перемене Светлана зашла к директору.
— Илья Ефимович, Гинсбург…
— Знаю, Светлана Владимировна. Мне уже звонили из полиции. Пока они ищут его родных. Если не найдут, отправят в детский дом. Отцу грозит срок, а мать… Выжила бы. Сами знаете, детский дом тоже не сахар. (продолжение в статье)