Значит, всё решено. Валентина Петровна не просто думает о продаже. Она уже готовится сдавать квартиру. А мы… что мы?
В голове пульсировали обрывки мыслей. Может, это план: сначала сдать, потом продать? Или наоборот — решила, что лучше получать стабильный доход? Но тогда где мы?
Ключи в замке. Алексей проснулся.
Он вышел, растрёпанный, в домашних штанах.
— Что ты тут делаешь? На улице же холодно.
Я посмотрела на него. Хотелось крикнуть: «Твоя мать сдаёт нашу квартиру! Смотри!» Но что-то удержало.
— Поделись. Может, вместе придумаем решение.
Вместе. Он говорил «вместе», а его мать тем временем фотографировала нашу мебель для объявления.
— Лёша, а если бы тебе пришлось выбирать между мной и мамой?
— Зачем мне выбирать? Вы же не враги.
— А если бы пришлось?
— Оль, ну что за странные вопросы? Мы семья. Все вместе семья.
Семья. В которой одни принимают решения, а другие только исполняют.
Я встала, пошла в комнату. Алексей остался на балконе, не понимая, что произошло.
Весь день это объявление стояло перед глазами. Я открывала Авито снова и снова, читала отзывы о Валентине Петровне как о хозяйке. «Приятная женщина, всё честно», «Квартира как на фото», «Хозяйка адекватная».
Хозяйка адекватная. Она и правда адекватная. Она распоряжается своей собственностью как хочет. А я сижу тут и обижаюсь.
К вечеру приняла решение.
Чемодан достала из антресолей поздно ночью, когда Алексей спал. Старый, синий, ещё мамин. Поставила в углу за шкафом, чтобы не было видно.
Собирала по чуть-чуть. Каждый день брала что-то одно: книгу, фотографию, любимую кружку. Складывала в коробку на работе. Коллеги не спрашивали — решили, что делаю генеральную уборку.
Валентина Петровна продолжала приходить каждый день. Теперь я смотрела на неё по-другому — не как на назойливую свекровь, а как на хозяйку, которая ждёт, когда неудобные жильцы освободят территорию.
— Олечка, а ты не думала о том, чтобы больше времени проводить с родителями? — спросила она в четверг, накладывая мне котлет.
— Почему спрашиваете?
— Да так. У них дом большой, места много. А здесь тесновато всё-таки.
Тесновато. Сорок два квадратных метра тесновато для трёх взрослых людей. Логично.
— Валентина Петровна, а вы не планируете что-то менять в квартире?
— Не знаю. Может, ремонт какой-то. Или мебель.
— Зачем? Всё же хорошее, новое.
Новое. Купленное нами, но новое.
В пятницу нашла квартиру. Однокомнатная, на Савёловской, тридцать тысяч плюс коммунальные. Дорого, но другого варианта не было. Сказала хозяйке, что съеду через неделю.
Письмо Алексею писала два дня. Десятки черновиков, сотни вариантов. Как объяснить, что уходишь не потому, что не любишь, а потому что больше не можешь жить в неопределённости?
В итоге получилось коротко:
«Лёша, я ухожу. Не потому что ты плохой, а потому что мне нужно знать, что у меня есть дом. Настоящий дом, где меня не могут назвать временной. Твоя мать права — я действительно временная в вашей жизни. Но я не хочу больше быть временной в своей. Ты выбрал молчание. Я выбираю себя. Не ищи меня. По крайней мере, пока.»
В воскресенье Алексей уехал к друзьям на дачу. Валентина Петровна тоже не планировала приходить — у неё была какая-то встреча с одноклассницами.
Идеальный день для переезда.
Чемодан собрался быстро. Одежда, документы, несколько книг, фотография с мамой. Больше ничего своего здесь не было. Всё остальное — мебель, техника, посуда — пусть остаётся. Всё равно оно не моё.
По телевизору шли новости: «На Урале женщина через суд отсудила у бывшей свекрови компенсацию за ремонт квартиры…» Я усмехнулась. Бороться можно. Но я устала бороться. Хочется просто жить.
Письмо положила на кухонный стол, рядом с ключами.
В последний раз обошла квартиру. Жёлтые занавески на кухне, диван в гостиной, плитка в ванной — всё это останется здесь. Новые жильцы будут пользоваться тем, что мы создавали с любовью.
Ничего. Создам новое. Своё.
Такси подъехало ровно в три. Водитель помог занести чемодан, не задавал лишних вопросов. Хороший человек.
Когда машина отъехала от подъезда, я не оглянулась.
Алексей вернулся с дачи в половине восьмого. Усталый, загорелый, довольный — провёл день на воздухе, помогал другу строить баню. В руках пакет с яблоками и мёдом.
— Оль, я дома! — крикнул он, снимая куртку.
Прошёл в комнату. Пусто. Может, у подруги? Или в магазин пошла?
На кухне заметил сразу — на столе лежал лист бумаги. Рядом ключи. Его ключи от квартиры.
Сел, развернул письмо. Почерк знакомый, ровный. Прочитал один раз. Потом ещё раз.
«Ты выбрал молчание. Я выбираю себя.»
Что за молчание? О чём она?
Достал телефон, набрал её номер. Длинные гудки, потом автоответчик. Ещё раз. То же самое.
Написал сообщение: «Оля, что происходит? Где ты? Позвони, пожалуйста.»
Сообщение не прочитано.
Обошёл квартиру. В шкафу не хватало её вещей — не всех, но некоторых. Косметика в ванной частично исчезла. Фотография с её мамой пропала с тумбочки.
Она действительно ушла.
