Виктория как раз наливала себе третью чашку чая за утро, когда в дверь постучали. Не позвонили в звонок, как делают вежливые люди, а именно постучали — три коротких удара костяшками пальцев. Она замерла с чайником в руках. Кто же это может быть в половине девятого утра?
Через глазок увидела знакомый силуэт — высокий, в светлой рубашке, с чемоданом. Сердце забилось так, что показалось, весь дом услышит. Дмитрий. Её сын, который полтора года назад улетел в Германию и с тех пор звонил от силы раз в месяц, да и то больше молчал, чем говорил.
— Мам, открой, — послышался его голос.
Руки задрожали, когда она поворачивала ключ. На пороге стоял Дмитрий — загорелый, постройневший, в дорогих очках, которых раньше не носил. Выглядел хорошо, даже очень хорошо. А она вот стояла в старом халате, с растрепанными волосами, пахла кухней и недосыпом.
— Привет, — он неловко улыбнулся и поставил чемодан в прихожую.
— Димочка… — она хотела его обнять, но он как-то отстранился, будто торопился пройти дальше.
— Можно чаю? С дороги устал.
Виктория заметалась по кухне, доставая лучшие чашки, которые берегла для гостей. Дмитрий сел за стол, оглядел квартиру. Его взгляд задержался на новых шторах в зале, на свежей краске на стенах.
— Ремонт делала? — спросил он, размешивая сахар в чае.
— Да так, по мелочи. Обои местами отклеились, пришлось подкрасить.
Она не стала говорить, что на этот ремонт потратила последние деньги, отложенные на отпуск. Не стала рассказывать, как сама красила стены по вечерам после работы в магазине, как болела спина, как плакала от усталости.
Дмитрий кивнул и отпил глоток чая. Молчание затягивалось. Виктория не знала, о чем говорить. Как дела? В Германии хорошо? Почему не предупредил о приезде? Все эти вопросы крутились в голове, но язык не поворачивался их задать.
— Слушай, мам, — наконец заговорил Дмитрий, — я тут подумал… Квартира же теперь твоя, да? После папы?
Виктория поперхнулась чаем. Вот оно. Даже не час прошел с его появления, а он уже об этом. Неужели только за этим и приехал?
— Ну… формально да. По завещанию.
— А долги? Кредит за квартиру еще висит?
— Висит, — она поставила чашку, руки снова задрожали. — Но я справляюсь. Магазин потихоньку приносит доход.
Дмитрий задумчиво покрутил ложечку в стакане. На его лице была такая же сосредоточенная гримаса, как в детстве, когда он решал трудную задачу по математике.
— Ты ведь собираешься её оформить только на себя? — спросил он вдруг, глядя прямо в глаза.
Виктория замерла. В его голосе не было ни тепла, ни заботы. Только холодный расчет. Как будто он спрашивал о погоде или цене на хлеб.
— Дима, я… не понимаю. Она и так моя.
— Ну да, по завещанию. Но там же были нюансы, помнишь? Папа брал кредит, когда мне было восемнадцать. Я кое-что помню про созаемщиков.
Сердце екнуло. Неужели он помнит? Тогда, пятнадцать лет назад, когда они брали ипотеку, банк потребовал созаемщика. Юрий был против, но кредитный менеджер настояла — мол, так надежнее. И Дмитрия вписали в документы. Чисто формально, для подстраховки. Ему было восемнадцать, он только школу закончил.
— Дима, ты тогда даже не работал…
— Но я же созаемщик, — он пожал плечами. — И если разобраться, то имею право на долю.
Виктория смотрела на сына и не узнавала его. Где тот мальчик, который приносил ей рисунки из школы? Где юноша, который плакал, когда у неё нашли опухоль, пусть и доброкачественную? Где её Димочка?
— Ты хочешь подать в суд? — спросила она тихо.
— Я ничего не хочу, — он допил чай и встал. — Я только предложил… но уже оформил встречу с юристом. На всякий случай.
В кабинете у адвоката
Офис Андрея Владимировича помещался в переделанной однокомнатной квартире на первом этаже пятиэтажки. Вывеска «Юридические услуги» болталась на одном гвозде, а в приемной стояло всего два стула и облезлый стол. Но Андрей Владимирович слыл в районе честным юристом, который не дерет с людей лишние деньги.
Дмитрий сидел напротив него, нервно теребя ручку авторучки. Юрист, мужчина лет пятидесяти с густыми седыми усами, внимательно изучал принесенные документы.
— Так, смотрим, — пробормотал он, водя пальцем по строчкам. — Кредитный договор от две тысячи девятого года. Основной заемщик — Юрий Петрович Соколов, созаемщик — Дмитрий Юрьевич Соколов. Да, ты здесь фигурируешь.
— И что это значит? — Дмитрий подался вперед.
— А значит это, молодой человек, что формально ты несешь ответственность по этому кредиту наравне с отцом. И имеешь право претендовать на долю в залоговом имуществе.
Дмитрий выдохнул. Значит, он был прав.
— Но, — юрист поднял указательный палец, — есть нюансы. Завещание составлено в пользу матери. Она является единственной наследницей. И главное — кто фактически выплачивал кредит все эти годы?
— Родители? Или конкретно мать? После смерти отца кто платил?
Дмитрий замялся. Он точно знал, что последние полтора года мать справлялась одна. Он даже не предлагал помочь — думал, что у неё всё под контролем.
— Мать, — признал он неохотно.
— Вот видишь. А ты что делал? Участвовал в выплатах? Жил в квартире? Помогал по хозяйству?
— Я учился, потом работал в Москве, потом уехал в Германию…
