«Что с неё, бестолковой, взять? Институт еле-еле окончила, работает за спасибо!» — это он говорил о девушке с красным дипломом филолога, учительнице, которую обожали её маленькие ученики.
Вероника тихо, но настойчиво толкнула мужа локтем в бок:
— Макс, нельзя же так, сделай же что-нибудь, это же невыносимо!
Максим тяжело поднялся:
— Пойду, подышу, на балконе.
Он нашёл Анну не в уборной, а в просторной, отделанной мрамором ванной комнате. Она стояла, вцепившись пальцами в столешницу раковины так, что костяшки побелели, и беззвучно, на сухую, рыдала. Её плечи мелко и предательски вздрагивали. Дорогая тушь расползлась чёрными ручьями по щекам, помада была размазана. Она и вправду выглядела некрасивой — жалкой и разбитой. Именно такой, какой её хотел видеть Арсений.
— Ань, ты как? — тихо спросил Максим, боясь спугнуть её.
Она вздрогнула, резко повернулась и начала судорожно тереть лицо влажными ладонями, смазывая косметику в ещё более жалкое месиво.
— Всё нормально. Я… я просто умоюсь и вернусь. Не волнуйся.
— Анна, сколько можно это терпеть? — голос Максима дрогнул от нахлынувшей жалости и гнева.
— А куда я пойду? — она посмотрела на него, и в её глазах Максим увидел бездонную пропасть отчаяния. — У меня ничего нет, Максим. Ни-че-го. Эта квартира — его. Машины — его. Даже дурацкая кофта на мне — подарок от него. Я учительница младших классов, моя зарплата — это смех. Родители в глухой деревне, сами еле сводят концы с концами. Вернусь к ним — стану позором на всю округу.
— Позора в этом нет! Ты не виновата!
— Для них — есть! — с надрывом прошептала она. — Они меня замуж выдали, за городского, за состоятельного! Мама всем соседкам хвасталась, какую партию я сделала! А я что ей теперь скажу? Что мой «золотой» муж называет меня коровой и дурой в лицо всем нашим друзьям?
— Он… он всегда был таким? — с болью спросил Максим.
Анна горько покачала головой, и несколько слезинок наконец сорвались с её ресниц.
— Первый год… это была сказка. Самые роскошные цветы, дорогие подарки, комплименты, от которых кружилась голова. Он носил меня на руках, буквально и figuratively. А потом… Потом что-то щёлкнуло. Сначала он сказал, что я неправильно варю борщ. Потом — что одеваюсь, как деревенская чумичка. Потом — что я тупая и ничего не смыслю в его «сложном» мире бизнеса. И понеслось. Сейчас он уже не стесняется унижать меня при чужих, а дома…
Она резко замолчала, сжав губы.
— Дома что? — мягко, но настойчиво спросил Максим. — Он тебя бьёт?
— Нет, — выдохнула она. — Хуже. Он делает меня невидимкой. Может неделю, а то и две не разговаривать. Проходить мимо, как сквозь пустое место. А потом, будто сорвавшись с цепи, накричать из-за немытой чашки или не так поставленных тапочек. Говорит, что я никчёмная, что никому, кроме него, не нужна, что он держит меня из жалости, как бездомную собачонку.
— Анна, да это же бред сивой кобылы! Ты умная, красивая, добрая…
— Я уже и сама не знаю, какая я, — перебила она его, и в её голосе зазвучала леденящая пустота. — Я смотрю в зеркало и вижу только то, что он говорит: жирную корову, глупую дуру, непривлекательную уродину. Может, он и прав?
Из гостиной донёсся очередной раскат громового смеха Арсения, перекрывающего все остальные голоса:
— Да она у меня, представляете, в постели как полено мёртвое! Лежит и в потолок упёршись, будто святой дух ждёт!
Анна побелела, будто её обдали ледяной водой. Максим с такой силой сжал кулаки, что ногти впились в ладони.
— Всё. Точка. Хватит. Собирай свои вещи. Сейчас же. Я тебя отвезу.
— Куда? — растерянно спросила она.
— Не важно! К родителям, к подруге, в гостиницу, хоть к нам! Куда скажешь.
— Он не позволит. Он не отпустит меня.
— Это будет решать не он.
Когда они вернулись в гостиную, Арсений был уже изрядно пьян и с пафосом рассказывал очередную «уморительную» историю из жизни жены:
— Вообразите, вчера час по квартире рыскала, свои очки искала! А они, идиотка, у неё на лбу красовались! Ну не кретинка ли?
— Мы уезжаем, — твёрдо заявил Максим, его голос прозвучал властно и тихо, заставив Арсения смолкнуть.
— Куда это вы, простите, собрались? — Арсений нахмурил свои густые брови, его настроение мгновенно сменилось с веселого на гневное.
— Никуда она не поедет! — рявкнул он. — Анна, садись на место! Быстро!
Она по старой, выжженной в подкорке привычке, сделала автоматический шаг в сторону стола. Но Максим крепко взял её за локоть, удерживая на месте.
