Светлана любила тишину в своей квартире. Не вот эту мёртвую, когда слышишь, как часы щёлкают каждую секунду, а спокойную, живую — с привычными звуками: где-то бурчит чайник, стиралка урчит на последнем отжиме, сосед сверху топает, как медведь, а ты лежишь на диване и знаешь — всё своё, всё под контролем. Эта двухкомнатная квартира на седьмом этаже — её гордость. Куплена ещё до брака, на свои, с ипотекой, с ночными сменами, с премиями, с помощью родителей, которые чуть ли не стены своими руками штукатурили. Поэтому каждый сантиметр здесь пах её трудом и победой.
И вот именно поэтому Светлана сразу почувствовала, что в воздухе что-то не то, когда Андрей в очередной раз позвонил матери вечером. Разговор вроде бы обычный: обсуждают, как там погода, что готовят. Но интонация у него какая-то липкая, виноватая. — Мам, ну ты не переживай, разберёмся… Да, да, тут места хватит, нормально.
Светлана насторожилась. Хватит места? Это он о чём?
Она, конечно, догадывалась. Семья Андрея давно косилась на её квартиру, как кошка на сметану. У них в деревне дом — старый, вечно что-то течёт, рушится. Год назад они всё решили продать, мечтали перебраться в город. Но на вырученные деньги хватало только на тесную однушку где-нибудь на окраине. А зачем покупать однушку, если у сына жена с просторной «двушкой»? Логика простая, как дверной молоток.
Светлана сперва махала рукой: ну, приедут родители в гости — чайку попьют, пару дней поживут, и ладно. Но «пару дней» всегда превращались в неделю, потом в месяц. Сестра Андрея тоже с мужем частенько «заезжала на пару ночей», а брат так вообще умудрился устроиться «временно» у них на диване, потому что «съём дорого».
Квартира начала напоминать общежитие. То полотенце чьё-то висит на двери в ванную, то кроссовки неизвестного размера валяются в прихожей. А однажды Светлана нашла чужую бритву на полке в ванной — и это было уже перебор.
— Андрей, — сказала она тогда, поджимая губы, — ты мне объясни, это вообще что такое? Почему я должна через зубы пробираться в ванную, чтобы не споткнуться о чьи-то носки? — Ну что ты начинаешь? — вздохнул он. — Родня же. Ну неудобно им пока. Потерпим чуть-чуть. — Чуть-чуть? Они уже полгода «терпят». — Свет, ну не будь эгоисткой, пожалуйста.
Вот это «эгоисткой» она запомнила.
В тот вечер она решила устроить генеральную уборку. У неё была привычка: если что-то тревожит, нужно разобрать шкафы. И пока она перекладывала стопки постельного белья и складывала полотенца ровно по линии, рука наткнулась на папку с документами. Стопка бумаг, аккуратно засунутая между наволочками.
Светлана сначала хотела отложить: мол, Андреевы бумаги, не моё. Но любопытство, знаете ли, штука подлая. Она вытащила папку — и замерла.
Внутри лежали заявления на регистрацию по месту жительства. На её адрес. И не одно. Там были паспорта матери Андрея, его отца, брата, сестры. Всё заполнено, готово. Только подпись и штамп в паспортном столе — и вся его родня станет «официально прописанной» у неё.
У Светланы руки затряслись так, что папка едва не выскользнула.
— Ах ты, гад… — прошептала она.
Она сидела на полу, в руках эти бумаги, и чувствовала, как внутри всё кипит. Вот оно, предательство в чистом виде. Андрей даже не посчитал нужным ей сказать. Просто готовил тихо, будто она дура и не заметит.
