Андрей пришёл поздно, с работы. Света сидела за столом, перед ней аккуратно разложены документы. Чайник остывший, на плите — его любимый борщ, который она уже не собиралась разогревать.
— Привет, — бодро сказал он, снимая куртку. — Что у нас на ужин? — На ужин? — Светлана подняла глаза. — У нас на ужин вот это.
Она ткнула пальцем в документы.
Андрей замер. — Свет… ну я объяснить хотел… — О, конечно! Ты всегда хочешь объяснить. Только почему-то уже после того, как всё сделаешь.
Он почесал затылок, сел напротив. — Ну а что тут такого? Ты же знаешь, у родителей ситуация тяжёлая. Дом они продали, жить негде. Тут места много, всем хватит. Да и прописка — формальность.
Светлана рассмеялась. Смех получился сухой, неприятный даже для неё самой. — Формальность? Это ты свою голову прописывай где хочешь. А моя квартира — не «формальность». Она моя. Куплена до брака. Ты это прекрасно знаешь.
Андрей нахмурился, голос стал жёстче: — Ты что, совсем чужими считаешь моих родителей? Это твои свёкор и свекровь! Ты должна их уважать. — Уважать? Я их угощаю, пускаю в дом, терплю все эти «на недельку». Но прописать? Никогда.
— Свет, — он наклонился вперёд, — ты понимаешь, как это звучит? Ты выставляешь меня и мою семью нищими и брошенными. — А это не моя проблема, — перебила она резко. — Пусть покупают жильё на те деньги, что у них есть.
Он вскочил, стул отодвинулся с таким скрежетом, что по спине у Светланы пробежал холодок. — Ты эгоистка! Думаешь только о себе! — Лучше быть эгоисткой, чем позволять, чтобы меня использовали.
Они стояли напротив друг друга: он — красный, сжимающий кулаки, она — бледная, но с прямой спиной.
И тут в дверь позвонили.
Светлана даже не удивилась: чувствовала, что это всё так и закончится. На пороге стояла его мать. В пальто, с пакетом, в котором что-то звякало.
— Ну что, пустишь, невестушка? — с улыбкой сказала свекровь и сразу шагнула внутрь, будто ей никто и не нужен, чтобы «пускать».
Светлана перевела взгляд на Андрея. Он молчал, не смотрел в её сторону.
И тут у Светланы сорвало крышу.
— Пошли вон! — выкрикнула она так, что у самой зазвенело в ушах. — Все! Немедленно!
Мать Андрея замерла, пакет чуть не выронила. — Это что за истерика? Ты с ума сошла? — Нет. Я в своём уме. Это моя квартира, и я сказала: пошли вон.
В кухне повисла тишина, как перед грозой. Андрей побагровел, свекровь прищурилась, а у Светланы дрожали руки — но назад она уже не собиралась.
Светлана плохо спала ту ночь. Лежала в темноте, прислушивалась, как Андрей ворочается на диване в гостиной, демонстративно отвернувшись от неё. В квартире стояла вязкая тишина, но чувствовалось — вот оно, молчание перед бурей. Утром всё подтвердилось. На кухне уже сидела его мать, в халате, как хозяйка, мешала ложкой в кружке. Андрей рядом — бледный, но с видом заговорщика.
— Доброе утро, — протянула свекровь таким тоном, будто добавила: «Ну что, съехала ещё или как?» — Утро как утро, — отрезала Светлана, доставая кружку.
Она заметила, что её любимая чашка с ярким жёлтым цветком уже занята — в ней дымился кофе свекрови. Это был мелкий, но очень показательный момент.
