Первые два дня после того, как я поменяла замки, были похожи на каникулы. Я приходила с работы, разувалась, включала чайник — и тишина. Никаких упрёков, никаких чужих запахов еды, никаких скрипов материнских тапочек по коридору. Даже Коляный храп отсутствовал — а ведь я когда-то под него засыпала, как под радиоприёмник.
Но, как водится, идиллия долго не живёт. На третий день в дверь позвонили. Я открыла — на пороге стоял Коля. В мятой куртке, с пластиковым пакетом, глазами красными, как у побитого кота.
— Люд, поговорим? — начал он тихо.
— У нас нет общих тем, — ответила я, не открывая дверь шире.
— Да подожди ты! — он сунул ногу в проём. — Ты чего творишь? Это же моя семья! Моя мать!
— И моя квартира, — напомнила я.
Он зашёл на полшага, чуть ли не умоляя:
— Я же не могу её бросить. Ей тяжело. Она стареет, болеет…
— Она тобой манипулирует, — отрезала я. — А ты ведёшься, как мальчик из третьего класса.
Он покраснел, сжал кулаки.
— Ты злая! Ты всегда была эгоисткой! Только себе всё!
— Эгоисткой? — я рассмеялась. — Я десять лет жила с твоей мамашей в телефоне, в разговорах, в советах, в твоём нытье, что я «непонимающая». Я тебя кормила, тянула, квартиру содержала. А теперь ты меня «эгоисткой»?
И тут в коридоре показалась тень. Валентина Петровна. В пальто, с сумкой через плечо, как будто специально ждала, пока сын «пробьёт оборону».
— Вот и я, — заявила она, протискиваясь мимо Коли. — Хватит спектаклей. Я домой пришла.
— Вон! — я схватила телефон. — Или сейчас же вызываю полицию.
— Ну вызывай. Посмотрим, что они скажут. Я мать семейства.
— А я собственница, — холодно ответила я. — Договор дарения на тебя не оформляла, долю не выделяла. Квартира моя. Так что выбирайте: вы уходите сами или с полицией.
— Я никуда не пойду! — заорала она. — Она тебя убивает, сынок! Она хочет, чтобы ты ни с чем остался!
— А я хочу остаться с собой, — сказала я и позвонила в полицию.
Через час они сидели внизу, на лавочке, с чемоданом. Я смотрела из окна и впервые за десять лет дышала полной грудью.
Коля потом ещё пытался вернуться. Звонил, писал: «Подумай, Люд… Мы же семья». Но я уже знала ответ. Развод — тоже семейное решение.
В суд я пошла сама. Всё оказалось просто: квартира действительно моя, купленная до брака. Совместного имущества у нас почти не было — он всегда жил за мой счёт. Развод оформили за пару месяцев.
Последний раз я видела их обоих в коридоре суда. Коля стоял бледный, в руках помятый пакет. Валентина Петровна шептала ему в ухо: «Она ещё приползёт». А я прошла мимо и улыбнулась.
Нет, не приползла. И больше никогда не приползу.
Я вернулась домой, включила чайник и впервые за много лет заварила кофе так, как люблю: три ложки сахара. Горько-сладкий вкус свободы.
И знаете что? Он оказался вкуснее, чем любой «семейный уют».
