Татьяна заплакала. — А куда? Куда идти? Мы всё потратили! Мы тут мебель купили, кровать новую!
— Так вы её и забирайте, — устало произнесла Валентина. — Вынесите, хоть ночью.
Фёдор, сосед, помог им спустить комод и коробки. Валентина стояла у окна, смотрела, как они таскают вещи. Было ощущение, будто из дома выносили не мебель, а саму ложь, накопившуюся за годы родства.
На следующее утро она поехала к нотариусу. Села в очереди между двумя бабками с сумками и подумала: «А ведь правду Вера говорила. Молчала я всю жизнь. Думала — миром можно всё решить. А выходит, нельзя. Не со всеми».
Когда зашла к нотариусу, голос её был твёрдый: — Я хочу составить завещание. Квартиру отписать.
— Кому именно, Валентина Петровна? — спросила женщина за столом.
— Племяннице моей двоюродной, Кате. Она вдовушка, троих сама тянет. Скромная, не лезет никуда. Вот пусть ей достанется.
— Понимаю, — сказала нотариус. — Часто такое бывает, когда ближние предают, а дальние помогают.
В тот же вечер она позвонила Клавдии. — Алло, Клава? Это Валя. — Ну? Что опять? Ты чего вчера полицию на детей вызвала? — заорала Клавдия с первых слов. — Потому что они вломились ко мне, Клава. Без спросу. — Да не вломились, а переехали временно! Квартиру же Алексей обещал! — Алексей умер, Клава. И обещания его умерли вместе с ним. А я жива. И квартира моя.
— Эгоистка! — завизжала та. — Всё себе, всё себе! Думаешь, вечная?
Валентина спокойно ответила: — Не вечная. Поэтому и решила заранее. Завещание оформила. Не вашим детям. — Что?! — на том конце послышался хрип. — Да ты что, старая дура?! — Всё правильно, Клава. Чтобы потом никто не говорил, что я что-то кому-то обещала. — Ты… ты пожалеешь! — Может быть. Но хоть спать спокойно буду.
Она положила трубку, пошла на кухню, включила чайник. Пар поднимался ленивыми клубами, за окном моросил дождь, редкие машины шипели по лужам. Валентина налила себе чай, села у окна и улыбнулась впервые за долгое время.
«Вот и всё, — подумала она. — Покой вернулся домой».
Через неделю приехала Катя — та самая племянница, которой теперь принадлежала квартира. Приехала с детьми, с пирожками в бумажном пакете (сама пекла). — Тёть Валь, — сказала она, ставя чайник, — вы бы не одна тут сидели. Я ж недалеко, в посёлке. Приезжайте, хоть на выходные. У нас шумно, весело. Дети вас обожают.
— Приеду, — улыбнулась Валентина. — Только теперь пусть и квартира немного поживёт спокойно.
И вдруг, откуда-то из глубины души, стало так легко, будто кто-то тихо закрыл дверь — ту самую, через которую однажды вошла чужая наглость. И в доме наконец-то запахло своим — чистым, простым, настоящим воздухом.
