Через два года осенний дождь стучал в окна частной клиники, где Ольга, теперь ведущий хирург, поправляла стерильные перчатки. Ее руки, когда-то дрожавшие от страха, теперь резали ткани с ювелирной точностью. На столе в рамке — диплом «Лучшему врачу года», а под стеклом случайно затесалась старая фотография: она и Дима на свадьбе, где торт в форме сердца медленно оплывал, как их брак.
Галина Петровна лежала в муниципальной больнице, в палате с отслоившейся краской. Инсульт скрутил ее тело в узел, оставив подвижным лишь левый глаз, который яростно вращался, следя за сиделкой. Та, ворча, меняла подгузник:
— Ну что, королева, где твои подружки-то? Звонила им — сказали, «на даче». Ага, два года на даче сидят.
Из радиоприемника на тумбочке лился хриплый голос: «…И я ждал тебя, как дождь в пустыне…»
После ухода Ольги он запил, бросил работу, а потом внезапно объявил себя «непризнанным бардом». Теперь выступал в подворотнях и дешевых караоке-барах, где пьяницы подпевали его песням о «предательстве».
— Ма-а… — выдохнула Галина Петровна, пытаясь двинуть рукой. Слюна потекла по подбородку.
— Мамы вашей больше нет, — сиделка грубо вытерла ей лицо. — Документы подписывать некому.
Ольга тем вечером шла по парку, вдыхая запах мокрых листьев. У памятника Ленину она увидела Диму: в рваной куртке, с гитарой, он пел для стайки подростков, тыкавших в него телефоном.
— Эй, доктор! — окликнул ее Андрей, теперь уже медбрат из ее клиники. — Смотри, твой экс-принц совсем опустился.
Ольга молча достала из сумки купюру, подошла к Диме и положила деньги в футляр. Он поднял взгляд, и на секунду в его глазах мелькнуло что-то человеческое — стыд, ярость, боль. Но она уже шла дальше, к своему автомобилю, где на заднем сиденье лежала брошюра с заголовком: «Курсы для врачей: помощь жертвам домашнего насилия».
На следующий день Светлана и Ирина, выходя из магазина, заметили Ольгу у кафе. Они резко свернули в переулок, зашептав:
— Это она… Говорят, теперь богатая!
— А Галю нашу в госпитале как свинью кормят. Карма, да?
Ольга смотрела им вслед, вспоминая, как когда-то их слова жгли, как кипяток. Теперь они казались ей шумом ливневой канализации — громким, но бессильным.
Когда Галина Петровна умерла, Ольга получила письмо из больницы: «Примите решение о похоронах». Она отправила тело в крематорий без церемоний. Урну передала Диме, который в тот день пел у метро о «любви, сгоревшей дотла».
А вечером, закончив сложную операцию, Ольга зашла в пустую ординаторскую. На столе ждал конверт — приглашение на международную конференцию, где ее ждали как спикера. За окном снова шел дождь, но теперь его стук напоминал аплодисменты.
