Шёпот. Шуршание. Мужчина в тельняшке, минуту назад кричавший о совести, резко отвернулся, уткнувшись в окно. Женщина с нарощенными ресницами начала лихорадочно копаться в сумке. Только мальчонка с медальоном вылез из-под столика, держа в руке смятый пирожок.
— Вот, бабушка, — протянул он ей, — вам плохо? Кушайте, мама говорит, голодным злым быть.
Старуха отшатнулась, будто от огня. Пирожок упал на пол, рассыпая капусту. Вагон замер, вдруг осознав абсурдность спектакля.
— Я… я не голодная! — зашипела она, но было поздно.
Проводник, снимавший конфликт на камеру для отчёта, неожиданно шагнул вперёд:
— Граждане, по правилам перевозок, если пассажир отказывается освободить занятое место, мы вправе высадить его на ближайшей станции. — Он повернулся к бабушке, доставая рацию. — Ваш билет?
Бабушка замолчала так резко, словно кто-то выключил радио. Её пальцы, только что хватавшиеся за сердце в театральном жесте, обмякли. Она смотрела в окно, где мелькали чахлые берёзы, и вдруг сказала тихо, как себе под нос:
— Я на следующей выхожу…
Вагон замер. Даже женщина с нарощенными ресницами перестала шелестеть пакетом с чипсами. Бабушка стала вдруг маленькой, будто её вязаная кофта сжалась на три размера.
— Вас встречать будут? — неожиданно спросила я, всё ещё держась за трость.
Она повернула голову, и я впервые разглядела её глаза — мутные, с жёлтыми прожилками уставшего белка.
— Встречать? — она фыркнула, но звук вышел слабым. — Меня там никто не ждёт.
Проводник, проходивший мимо с чайником, остановился:
— Гражданка, следующая — Ельцовка. Там же глухомань.
— Знаю, — отрезала она.
Мальчик с медальоном полез под сиденье за своей игрушкой и вдруг вытащил старый кошелёк.
Она рванулась к нему так резко, что все вздрогнули:
В кошельке не было денег — только пожелтевшая фотография. Мужчина в военной форме, женщина с ребёнком на руках. На обороте кривые буквы: «Лена, береги Тёмку. 1986».
— Внук, — прошептала она, стирая пальцем пятно на фотографии. — Он… в Афгане остался.
Тишина стала густой, как вата. Женщина в тельняшке вдруг сползла с верхней полки:
— Давайте я вам помогу сумки вынести.
Когда поезд замедлил ход у облезлой платформы, бабушка повернулась ко мне. Её рука дрогнула, будто хотела дотронуться до моей трости, но опустилась:
— Простите, девочка. Я… я просто забыла, каково это — когда тебя видят.
Она вышла в Ельцовку с одним кулечком, оставив пирожки на полке. Проводник позже сказал, что видел, как она шла вдоль путей к старому кладбищу за станцией.
