Ольга Петровна встала, опираясь на трость:
— Лариса, ты никогда не была ему женой. Ты — случайная женщина, которую он пожалел. Но его настоящая семья — это мы. — Она указала на Алину. — И наша внучка.
В глазах потемнело. Я схватилась за столешницу.
— Какая ещё настоящая семья?
Денис достал телефон и показал фото. Сергей обнимал молодую женщину. На заднем плане виднелась табличка «Барселона». Фото было датировано 2005 годом.
— Его испанская любовница, — усмехнулся Денис. — Вернее, вдова. Они не разводились, когда женился на тебе. Так что ваш брак… ну, ты поняла.
Я задохнулась. В ушах застучало. Всё плыло перед глазами.
— Мама! — Алина бросилась ко мне, но я отшатнулась.
— Ты… ты знала? — прошептала я.
Она молчала. Этого было достаточно.
Я выбежала во двор. Ноги подкашивались, но я бежала, пока не оказалась у старого гаража, где мы с Сергеем хранили вещи. Заперлась изнутри, трясущимися руками достала телефон.
Один номер. Последняя надежда. Адвокат Марины.
— Алло, — ответил мужской голос. — Кто говорит?
— Мне… мне нужна помощь, — я сглотнула ком в горле. — Я готова бороться. До конца.
Холод бетонного пола гаража проникал сквозь тонкую ткань брюк. Я сидела, прижавшись спиной к старому верстаку Сергея, телефон прижат к уху так сильно, что кость щеки ныла. На другом конце провода – тишина, а потом:
— Лариса Сергеевна? — Голос адвоката, Матвея Борисовича, был спокойным, как поверхность глубокого озера. — Марина мне всё рассказала. Где вы сейчас?
— В гараже… своего дома, — прошептала я, и голос сорвался. — Вернее, того, что раньше было моим домом.
— Вы в безопасности? — Вопрос был резким, деловым.
Я оглянулась на запертую изнутри ржавую дверь. За ней — двор, а за двором — кухня, где меня ждали те, кто разбил мою жизнь вдребезги.
— Пока да. Но ненадолго.
— Хорошо. Слушайте внимательно, — зашелестели бумаги на том конце. — Первое: не подписывайте ничего. Ни единой бумажки. Второе: соберите все документы, которые можете найти. Особенно старые, связанные с покупкой квартиры, вложениями, даже квитанции за ремонт. Третье: если есть возможность, сделайте фотокопии завещания, которое вам дала дочь. Или скан.
Я кивнула, будто он мог видеть.
— Я… я попробую. Но они следят за мной.
— Понимаю. Ваша задача — продержаться до завтра. Утром, в десять, будьте у моего офиса. — Он продиктовал адрес. — Приносите всё, что найдете. И главное — никаких разговоров по душам с дочерью или свекровью. Они не ваши союзники. Это враги в юридическом поле. Запомнили?
— Враги… — повторила я, и это слово, такое чужеродное для описания собственной дочери, обожгло горло. — Да. Запомнила.
— Держитесь, Лариса Сергеевна. Завтра начнём войну. — Он положил трубку.
Тишина гаража снова сомкнулась вокруг, но теперь она была другой. Не безнадёжной пустотой, а напряжённым ожиданием перед боем. Я поднялась, отряхнула одежду. В углу, под пыльным брезентом, стоял старый сейф Сергея. Ключ от него… Ключ от него всегда висел на связке у него. Но я знала, где он хранил запасной.
Сердце бешено колотилось, когда я нащупала крошечный ключик, спрятанный в полой ножке того самого верстака. Сейф открылся с тихим щелчком. Внутри – не деньги и не драгоценности. Пачки бумаг. Договоры купли-продажи квартиры от тридцатилетней давности. Кассовые чеки на стройматериалы – я сама их складывала сюда, педантично храня доказательства нашего общего вклада в этот дом. И… толстая тетрадь в кожаном переплете. Дневник Сергея. Я никогда не смела его читать. Считала святотатством.
Теперь дрожащими руками я открыла его на первой попавшейся странице. 2004 год.
«…Лариса настояла на замене труб в ванной. Снова её упрёки, что я экономлю на семье. Не понимает, какие сейчас риски в бизнесе. Как будто деньги с неба падают…»
Страница за страницей. Мелкий, нервный почерк. Жалобы на мою «расточительность», непонимание его «гениальных» проектов, упоминания о постоянных конфликтах со свекровью, которая, оказывается, всегда нашептывала ему, что я «не пара». И… смутные, тревожные записи о «долге перед Ольгой Петровной», о каких-то «обязательствах», которые он не может нарушить. Ни слова о Барселоне. Ни слова о другой женщине. Но и ни слова о любви ко мне. Только обязанность, привычка, раздражение.
Я захлопнула дневник, чувствуя тошноту. Не любовь. Никогда не было любви. Только ложь и долг, который он возненавидел. Мои тридцать лет были жизнью с призраком.
Собрав все документы, включая проклятый дневник, в старую хозяйственную сумку, я осторожно приоткрыла дверь гаража. Во дворе было тихо. В кухне горел свет. Они ждали.
Я не пошла к черному ходу. Я прошла через парадную дверь, громко хлопнув ею. В гостиной сидели втроем: Алина, Денис, Ольга Петровна. На столе перед ними лежал тот самый отказ. Они смотрели на меня, как на добычу, вернувшуюся в ловушку.
— Ну что, одумалась? — с напускной легкостью спросил Денис. — Подпишешь?
Я прошла мимо них, не останавливаясь, направляясь в свою спальню. Сумка с документами тяжело висела на плече.
— Мама! — позвала Алина, в голосе снова появились нотки прежней дочери. — Давай прекратим этот кошмар. Подпиши, и мы…
Я остановилась в дверном проеме и обернулась. Посмотрела на них по очереди. На дочь, чье лицо было искажено жадностью и страхом. На зятя с его торжествующей ухмылкой. На свекровь с каменным лицом инквизитора.
— Нет, — сказала я тихо, но так, чтобы каждое слово прозвучало, как удар гонга. — Кошмар только начинается. Ваш.
Я вошла в спальню и заперла дверь на ключ. Впервые за много лет. Завтра – война. А сегодня мне нужно было собрать все осколки своего достоинства в кулак. И не дать им окончательно рассыпаться. Я прижалась лбом к прохладной двери, слушая, как за ней воцарилась гробовая тишина, а потом раздался сдавленный шепот свекрови:
— Глупая женщина. Сама виновата. Продолжение истории читайте
