Шесть вечера. За окном медленно темнеет, а на кухне пахнет чем-то невероятно вкусным. Я как раз достаю из духовки свой фирменный пирог с яблоками и корицей. Это наше с Максимом воскресное традиционное блюдо. Небольшая, но уютная кухня в нашей двушке наполняется теплом и ароматом домашнего уюта.
Я люблю эту квартиру. Каждый сантиметр здесь — это я. Ремонт, который я выбирала и за которым следила, пока Максим был в командировке. Обои, которые мы клеили вместе, вечно перепачканные клеем и смеясь над кривыми швами. Это моя крепость, мое самое надежное место на земле. Квартиру мне подарили родители на свадьбу, это была их последняя крупная сумма, вложенная в мое будущее. Их не стало через год после нашей свадьбы, и эти стены стали для меня не просто жильем, а самым ценным и болезненным напоминанием о них.
Дверь щелкает ключом. —Я дома! — раздается голос Максима из прихожей. Слышу,как он скидывает ботинки и вешает куртку. Через мгновение он заходит на кухню, обнимает меня сзади и целует в шею. —Пахнет божественно. Я прямо с порода почувствовал. Голодный как волк.
Я поворачиваюсь к нему, улыбаясь. Он усталый, но довольный. Таким я его люблю. —Как день? — спрашиваю, накладывая ему кусок пирога на тарелку. —Да как обычно. Авралы, отчеты. Мечтал только о тебе и о твоей стряпне. — Он садится за стол и с наслаждением отламывает кусочек еще горячего теста. — А у тебя?
— Да ничего особенного. Завезли наконец-то те самые шторы, которые мы заказывали. Повесила. Нравится? — я киваю в сторону гостиной.
Максим оборачивается, смотрит оценивающим взглядом. —Очень. Сразу уютнее стало. Совсем как в журнале. Ты у меня молодец.
Мы сидим за столом, пьем чай, едим пирог и болтаем о пустяках. О планах на отпуск, который все ни как не получается выбрать. О том, что пора бы съездить на дачу к друзьям. О том, что хорошо бы завести собаку. О детях.
— Знаешь, — говорит Максим, задумчиво помешивая ложкой сахар в чашке. — Мне тут на работе коллега показал фото новорожденной дочки. Такая кроха, даже не верится.
Я смотрю на него и улыбаюсь. В его глазах — теплое, спокойное ожидание. —Скоро и у нас будет, — тихо говорю я. — Вот только немного подтянем finances. И в этой квартире будет тесновато, конечно, но на первое время самое то. Потом посмотрим.
— Главное — чтобы вместе, — он дотрагивается до моей руки. — А все остальное — приложится. Это же наш дом.
Я киваю. Да, наш дом. Моя добрачная собственность, наша общая любовь и наше общее будущее. Все было так идеально, так прочно.
Звонок в дверь прозвучал как гром среди ясного неба. Неожиданно, резко, нарушая всю идиллию. Мы переглянулись. —Ты ждал кого-то? — спрашиваю я. —Нет. Может, соседи? — Максим пожал плечами и пошел открывать.
Я осталась на кухне, доливая себе чай. И тут услышала знакомый, властный голос, от которого у меня всегда непроизвольно напрягались плечи.
— Максим, здравствуй, сынок. Мы к вам ненадолго.
Людмила Петровна, моя свекровь. Она заходила в прихожую, и я сразу почувствовала, как атмосфера в квартире изменилась. Ее визиты всегда были как внезапный сквозняк — холодные и неуместные.
Я вышла поприветствовать. И замерла. Потому что со свекровью был незнакомый мне мужчина лет сорока пяти в строгом деловом костюме, с дипломатом и холодным, оценивающим взглядом. Он окинул беглым взглядом прихожую, потом коридор, как будто составлял смету.
— Людмила Петровна, здравствуйте, — сказала я, сбитая с толку. — Проходите, пожалуйста.
Они прошли в гостиную, даже не разувшись. Максим стоял в растерянности, глядя на мать.
— Мама, а что случилось? Ты что-то не предупредила о визите. —Такой важный вопрос, что предупреждать было некогда, — отрезала свекровь, удобно устраиваясь на диване, как будто это ее гостиная. Ее спутник молча занял место рядом, положив дипломат на колени.
Я села напротив, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Сердце почему-то застучало тревожно. Максим сел рядом со мной, но я почувствовала, что он напряжен.
— Значит так, Алина, — начала свекровь, без предисловий. Ее тон не предвещал ничего хорошего. — Дело серьезное. Речь идет о будущем нашей семьи. Вернее, о будущем моей дочери. Твоей свояченицы, Ирины.
Она сделала паузу, давая нам осознать вес своих слов. Незнакомец молча открыл дипломат и достал блокнот. —Ирина беременна. От того, прости господи, алкоголика. Он ее, ясное дело, бросает. Жить ей негде. Снимать квартиру в ее положении — денег нет. Так что выхода нет.
Она посмотрела на меня прямо, ее взгляд стал жестким и безапелляционным. —Ты продаешь эту свою квартиру. Деньги мы пускаем на первоначальный взнос за нормальную двухкомнатную квартиру для Ирины и моего будущего внука. А вы с Максимом… ну, снимаете что-то подешевле, подальше. Или ипотеку возьмете потом, вы молодые, справитесь. Это единственный разумный выход.
В комнате повисла гробовая тишина. Я слышала, как тикают настенные часы на кухне. Я смотрела на нее, не веря своим ушам. Мой взгляд перешел на молчавшего юриста, потом на Максима. Он смотрел в пол, и по его лицу было видно, что он в курсе. Или, по крайней мере, догадывался.
У меня перехватило дыхание. Продать мою квартиру? Подарок моих умерших родителей? Мой дом? Ради ее дочери, которая вечно ввязывается в истории с неподходящими мужчинами?
Я онемела. А свекровь, довольная произведенным эффектом, жестом указала на своего спутника. —Кстати, это Артем Сергеевич, наш юрист. Он все документы подготовит и проследит за сделкой, чтобы все было чисто.
Тишина в комнате была густой, звенящей, будто после взрыва. Я сидела, вжавшись в спинку дивана, и чувствовала, как холодеют кончики пальцев. Слова свекрови висели в воздухе, тяжелые и нереальные, как абсурдный бред. Продать квартиру. Мою квартиру.
Я перевела взгляд на Максима. Он не смотрел на меня. Его глаза были упрямо устремлены в узор на ковре, а плечи напряжены. Он знал. Он определенно знал о этом визите. Это осознание ударило больнее, чем сама новость.
Людмила Петровна наблюдала за моей реакцией с холодным удовлетворением. Она поправила складку на своем строгом платье и продолжила, как будто объявляла повестку дня на планерке.
— Артем Сергеевич уже предварительно изучил рынок. Квартиры в этом районе уходят хорошо. Цену можем запросить хорошую. Хватит на приличную двушку для Ирины на окраине и на аренду вам на первое время.
Юрист, словно получив сигнал, кивнул и извлек из дипломата папку.
— Да, предварительная оценка, без учета косметического ремонта, разумеется, позволяет говорить о сумме в районе девяти миллионов, — его голос был ровным, безэмоциональным, как у диктора, зачитывающего сводку погоды. — При оперативной работе сделка может быть закрыта в течение месяца.
Месяц. За месяц меня хотят выкинуть из моего же дома. У меня перехватило дыхание. Комната поплыла перед глазами. Я сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Боль помогла вернуть ясность.
— Вы… вы с ума сошли? — вырвалось у меня наконец. Голос прозвучал хрипло и чужим. — Это моя квартира. Вы вообще понимаете, что говорите?
Свекровь вздохнула, как усталый учитель, объясняющий очевидное нерадивому ученику.
— Алина, опомнись. Речь идет о семье. О ребенке. Моем внуке или внучке. Ирина сейчас в отчаянном положении, а ты тут сидишь на двух комнатах однажды и проявляешь чудовищный эгоизм.
— Я эгоистка? — я засмеялась, и смех прозвучал истерично. — Вы врываетесь в мой дом и требуете продать его, а я эгоистка? Это моя собственность! Дарственная от моих родителей, они ее мне подарили! Это не ваше дело вообще!
Я посмотрела на мужа, умоляя его хоть что-то сказать. Вступиться. Защитить меня, наш общий быт, наш уют.
— Максим! Скажи же что-нибудь!
Он медленно поднял на меня глаза. В них читалась мучительная внутренняя борьба.
— Мама, может, не надо так сразу… — он начал неуверенно. — Давайте обсудим спокойно. Может, есть другие варианты? Можно помочь Ире как-то иначе…
— Какие еще варианты? — голос Людмилы Петровны зазвенел сталью. — У нее денег нет! У нее работы нет! Она одна! Ты хочешь, чтобы твоя сестра и твой племянник жили на улице? Или в каком-то общежитии? Ты после этого сын и брат?
Она надавила на самое больное — на чувство вины и семейного долга, которое она годами в нем культивировала.
— Нет, конечно нет… — пробормотал Максим, снова опуская глаза. — Но и требовать так сразу… Алина права, это ее квартира…
— Что значит «ее»? — свекровь всплеснула руками. — Вы же муж и жена! Что твое, то ее, и наоборот! Разве не так, Артем Сергеевич?
Юрист кашлянул в кулак.
