Она сделала вид, что у нее кружится голова, и схватилась за сердце, тяжело дыша. Лариса бросилась ее поддерживать.
— Мама! Успокойся! Сергей, ты видишь, что твоя жена делает с нашей матерью? Доведет до инфаркта!
Сергей метнулся между женой, которая стояла, как скала, и матерью, которая разыгрывала спектакль. Давление, крики, манипуляции — все это смешалось в нем в один клубок паники. Он видел правду в глазах Алены, но слышал истерику матери, которая годами управляла им через чувство вины.
— Лена… Может, хватит? — его голос прозвучал слабо и жалко. — Успокойся. Маме плохо.
Этих слов было достаточно. Последняя нить, связывающая Алену с надеждой, порвалась. Она посмотрела на мужа, и в ее взгляде не было уже ни злости, ни обиды. Лишь пустота и горькое понимание.
— Ты… — она медленно покачала головой. — Ты выбираешь их. Публично. В моем доме. Перед моей дочерью.
Галина Петровна, увидев замешательство сына, торжествующе выпрямилась, ее «приступ» миновал.
— Вот и разобрались, кто в доме настоящий хозяин. А тебе, — она язвительно посмотрела на Алену, — советую знать свое место.
Сергей, не выдержав взгляда жены, опустил глаза. Он не встал на ее защиту. Он не потребовал, чтобы мать и сестра ушли. Он просто стоял, сломленный, подтверждая своим молчанием их право творить здесь суд и расправу.
Алена больше не сказала ни слова. Она развернулась, взяла на руки перепуганную Машеньку и прошла в детскую, закрыв за собой дверь. За той дверью остался не просто скандал. Там остался ее муж. Ее союзник. Ее любовь. И треск от их рухнувшей общей жизни был слышен сквозь самую толстую стену.
Тишина в детской была оглушительной. Алена сидела на краю кровати, прижимая к себе спящую Машеньку. Девочка, измученная слезами и криками, уснула, всхлипывая во сне. Алена не шевелилась, прислушиваясь к звукам за дверью. Сначала доносились приглушенные голоса, потом — звук захлопнувшейся входной двери. Галина Петровна и Лариса ушли. Победителями.
Затем наступила полная тишина. Сергей не вошел, не постучал. Он остался за тонкой преградой из дерева, став для Алены частью враждебного внешнего мира.
Осторожно, чтобы не разбудить дочь, Алена поднялась. Ноги были ватными, а в груди — ледяная пустота. Все чувства, вся боль, казалось, выгорели дотла, оставив после себя лишь холодный пепел и абсолютную ясность. Она больше не злилась. Не кричала внутри. Она поняла.
Она открыла дверь. Сергей стоял в центре гостиной, спиной к ней. Плечи его были ссутулены, он смотрел в окно на темнеющий город.
— Они ушли, — тихо сказал он, не оборачиваясь. — Доволен?
Его фраза повисла в воздухе горькой насмешкой. Он ждал упреков, скандала, слез. Но Алена молча прошла мимо него в спальню. Она достала с верхней полки шкафа большую дорожную сумку и поставила ее на кровать. Затем открыла комод и начала ровно, без суеты, складывать свои вещи. Кофты. Футболки. Нижнее белье.
Сергей, услышав шум, наконец обернулся и застыл в дверях, глядя на нее с недоумением.
— Что это похоже? — спокойно спросила Алена, не прерывая движения.
— Хватит истерик, Лена! — его голос дрогнул, в нем прорвалось раздражение. — Ну был скандал! Ну мама не права! Но ты что, не видела, в каком она была состоянии? Я не мог выгнать ее в таком виде!
— В каком состоянии? — Алена остановилась и посмотрела на него. Ее взгляд был чистым и пустым, как стекло. — В состоянии победителя? Она получила все, что хотела. Она унизила меня. И ты публично встал на ее сторону. Ты подтвердил, что ее слова и ее чувства важнее моих. Важнее чувств твоей дочери.
— Я не вставал ни на чью сторону! — взорвался он. — Я пытался потушить пожар! Ты вообще понимаешь, каково мне? Меж двух огней!
— Ты не между двух огней, Сергей, — голос Алены оставался ужасающе ровным. — Ты давно уже выбрал свой огонь. И это не я. Каждый раз, когда ты просишь меня «потерпеть», ты делаешь выбор. Когда ты оправдываешь ее хамство «прямолинейностью», ты делаешь выбор. Когда ты вручаешь ей ключ от нашего дома, чтобы не ссориться, ты делаешь выбор. Сегодня ты сделал окончательный выбор.
Она подошла к шкафу и стала собирать вещи Машеньки в другую, маленькую сумку.
— Что ты несешь? Какой выбор? Я здесь! Я с тобой! — он подошел ближе, пытаясь поймать ее взгляд.
— Нет. Тебя здесь нет. Того мужчины, который клялся быть моей крепостью, больше нет. Остался только мальчик, который боится своей матери. А я не хочу жить втроем с твоей матерью. И не позволю растить в такой атмосфере свою дочь.
— Ты что, уходишь? — в его голосе прозвучало недоверие. — Из-за одной ссоры? Бросить все?
— Это не одна ссора, Сергей. Это последняя капля. Тот праздник, который они испортили, та ночь, когда ты молчал, этот ключ, это платье… — ее голос на секунду дрогнул, когда она вспомнила запись с камеры. — Это не капли. Это целое море моего терпения, и оно пересохло.
— Какое платье? — насторожился Сергей.
Но Алена не стала отвечать. Ей было все равно. Она закончила собирать свои вещи, застегнула сумку и пошла в детскую. Она нежно разбудила Машеньку.
— Машенька, доченька, просыпайся. Мы поедем в гости к тете Оле. Там ты увидишь того самого пушистого котенка, помнишь?
Сонная девочка кивнула, цепляясь за мать.
Сергей стоял в коридоре, бледный, наблюдая, как Алена одевает дочь. Он видел, что это не театр. Это что-то другое. Что-то необратимое.
— Лена, подожди. Давай поговорим. Нормально поговорим.
— Мы уже все сказали друг другу. Твоими словами и твоим молчанием.
Она накинула на себя куртку, взвалила на плечо тяжелую сумку, взяла в другую руку детскую сумку и крепко сжала ладонь Машеньки.
— Я буду у Оли. Не звони сегодня. Мне нечего тебе сказать.
Она прошла мимо него к двери. Он не двигался, парализованный, глядя, как уходит его семья.
— Ты не можешь просто так забрать ребенка! — вдруг выкрикнул он отчаянно.
Алена остановилась на пороге, но не обернулась.
— Могу. Потому что я его мать. И потому что я должна защитить его от твоей семьи. И, как выяснилось, от тебя.
Она вышла на лестничную площадку. Дверь квартиры медленно закрылась за ней с тихим щелчком. Этот звук прозвучал громче любого хлопка. Это был звук конца.
Сергей один остался в пустой, оглушительно тихой квартире. Пахло пирогом, который так и не доели. На полу в прихожей валялся ключ, брошенный Аленой. Он поднял его. Кусок холодного металла. Цена за мнимое спокойствие оказалась слишком высокой. Он наконец понял это. Но было поздно. Линия разлома прошла прямо через его жизнь, и на другой стороне больше никого не было.
Неделя в квартире у подруги Оли пролетела в странном состоянии между миром и войной. Здесь было тихо, пахло печеньем и красками для рисования. Оля, практичная и решительная, не лезла с расспросами, а просто помогала с Машенькой, создавая для них островок спокойствия. Но Алена не могла расслабиться. Ей казалось, что стены вот-вот рухнут, а по улицам ходят призраки Галины Петровны.
Она почти не общалась с Сергеем. Он звонил, присылал сообщения, в которых сначала злился, потом умолял, потом снова злился. Алена отвечала скупо и строго по делу: «С Машей все хорошо», «Нам ничего не нужно». Она выключила все эмоции, будто готовилась к долгой осаде.
И осада началась. Сначала пришло сообщение от Ларисы. Короткое и ядовитое: «Довольна? Мама в больнице, давление за двести. Довела старуху. Тебе теперь легче?». Алена не ответила. Она поняла, что это лишь первая ласточка.
На следующее утро раздался звонок от Сергея. Его голос звучал сдавленно и странно.
— Лена, ты должна вернуться. Сейчас же.
— Мы это уже обсуждали, — холодно парировала Алена.
— Ты не понимаешь! — он почти крикнул. — Мама подала заявление в суд!
В воздухе повисла тишина. Алена медленно опустилась на стул на кухне Оли. За окном ярко светило солнце, дети кричали во дворе, а в ее мире снова грохотал взрыв.
— Какой суд? — выдавила она.
— На определение порядка общения с внучкой! — слова сыпались из телефона, словно камни. — Она требует, чтобы ей разрешили видеться с Машей каждые выходные! Забирать ее к себе! Я пытался говорить с ней, уговаривать, но она не слушает! Она говорит, что ты неадекватная, что ты ограничиваешь ее общение с внучкой, нарушаешь ее права! У нее есть какая-то справка от врача, что из-за стресса у нее здоровье ухудшилось!
Алена слушала и чувствовала, как по телу разливается лед. Она ожидала всего: истерик, угроз, давления через Сергея. Но такого циничного, такого расчетливого хода — нет. Галина Петровна переводила конфликт из плоскости семейной склоки в плоскость закона. Она надевала маску обиженной бабушки, которую злая невестка лишила права на любовь к внучке.
— Ты… ты знал об этом? — прошептала Алена.
— Нет! Клянусь, нет! Я узнал только сейчас, от их адвоката! Они наняли адвоката, Лена!
Его голос дрожал. Впервые за долгое время в нем слышалась не злость, а настоящая паника. Но Алене было уже все равно. Щит, который она выстроила вокруг своего сердца, стал еще толще.
— Хорошо. Спасибо, что предупредил.
— И что? И все? — не понял Сергей. — Ты что, сейчас сделаешь?
— Буду защищаться. Как смогу.
Она положила трубку. Руки у нее не дрожали. Внутри все замерло и окаменело. Она вышла в комнату, где Машенька с Олей лепила из пластилина. Увидела спокойное личико дочери и поняла, что отступать некуда.
Через два часа она сидела в уютном, но строгом кабинете юриста, специализировавшегося на семейных делах. Женщина по имени Ирина Викторовна внимательно слушала ее сбивчивый, но четкий рассказ. Алена рассказала все. Про день рождения, про ключ, про запись с камеры наблюдения, про последний скандал и свой уход.
