— Ты мне скажи прямо: ты собираешься отсюда вообще когда-нибудь уезжать, или мне на это не надеяться? — голос Марины дрожал, но не от страха — от усталости.
— Опять ты за своё, — раздражённо ответила Лера, даже не повернувшись. — Я же сказала: пару недель. Пока у нас ремонт доделают.
— Пару недель? — Марина усмехнулась. — Ты это говоришь уже четвёртый месяц подряд.
На кухне пахло подгоревшим маслом и свежесваренным кофе. За окном нудно моросил ноябрьский дождь, лужи на асфальте поблёскивали в свете фонарей, а в доме стояла та самая вязкая тишина, которая бывает перед ссорой.
Сергей, муж Марины, выглянул из комнаты — в домашних штанах, с чашкой в руках. — Что опять не поделили? — спросил он примирительно, будто про детей.
— Мы ничего не делим, — сухо сказала Марина. — Просто уточняем, сколько ещё у нас тут будет проходной двор.
— Марин, да что ты завелась-то, — вмешалась Лера. — Я же не вечно тут! Ты сама видишь — съёмщики у нас всё затянули, обещали сдать квартиру к октябрю, а возились до сих пор.
— Да-да, конечно, — Марина повернулась, вытирая руки о полотенце. — А пока ты живёшь здесь. В моей квартире. Ешь из моей посуды, пользуешься моим феном, и даже кофе пьёшь из моей любимой кружки.
— Господи, — вздохнула Лера. — Ну не придирайся к кружке. Я что, обязана из банки пить?
— Ты обязана хотя бы уважать чужой дом, — резко сказала Марина.
Сергей поставил чашку на стол и, не глядя ни на одну из женщин, произнёс устало: — Девочки, хватит. Давайте спокойно.
— Девочки, — передразнила Марина. — Тебе смешно, да? Я не девочка. И Лера не девочка. Мы взрослые женщины, и я устала жить в этой… коммуналке!
— Ой, ну вот опять… — Лера встала, скрестила руки. — Я тебе чем мешаю-то? Не бухаю, не гуляю, с мужиками не таскаюсь, всё по-тихому.
— Да ты не мешаешь, ты просто вытесняешь, — Марина тихо, но с нажимом произнесла. — Вытесняешь из собственного дома.
Сергей отставил чашку и попытался перевести разговор: — Мариночка, послушай, мама же просила…
— Вот, вот! — вспыхнула Марина. — Опять мама! Она тебя просила, а страдаю я! Почему нельзя один раз подумать не о маме, не о Лере, а обо мне?
— Да перестань ты, — вмешалась Лера, — будто я у тебя спальню отобрала. Я в зале сплю, на диване, мне и так неудобно.
— Удобно, не удобно — это не моё дело, — Марина поставила чашку в раковину. — У тебя есть родители, есть работа, значит, можешь решать свои проблемы сама.
Лера фыркнула, откинула волосы с лица. — Да ладно тебе. Я ж не навсегда. И вообще, странно, что ты такая нервная — вроде взрослая женщина.
Марина посмотрела на неё — холодно, без эмоций. — Я взрослая, Лера. А вот ты — просто избалованная.
Тишина повисла густая, как дым. Сергей отвёл глаза. Лера демонстративно достала телефон и начала что-то набирать, хихикая под нос.
Марина вышла из кухни, чувствуя, как внутри всё сжимается — не злость даже, а бессилие. Она знала: дальше будет только хуже.
Когда Лера впервые появилась «временно», ещё весной, всё казалось безобидным. Марина даже пожалела девчонку: мол, ремонт, трудности, куда деваться. Пару недель, максимум месяц — и всё наладится.
За это время Лера притащила свои коробки, кастрюли, фен, лампу, даже напольную сушилку. На балконе теперь сушились её джинсы и топики, в ванной — шампуни с блёстками и баночки с масками, на кухне — чай «для женской гармонии». Каждый уголок квартиры теперь дышал чужим присутствием.
Марина вставала утром — и сразу ощущала, что в доме стало тесно. Даже воздух другой — пахнет не уютом, а вторжением.
Сергей же, казалось, ничего не замечал. После работы — телек, новости, ужин. Вечно с телефоном, вечно уставший. И если Марина заговаривала об этом, он только отмахивался:
«Да подожди, скоро всё решится…»
Но не решалось. Ничего.
В один холодный вечер Марина вернулась с работы — промокшая, с тяжёлой сумкой, мечтая только о душе и тишине. Открыла дверь — и застыла. В прихожей стоял чемодан. Огромный, красный, почти новый.
