— Сказал, что это бред. Что ты — единственный человек, который меня вообще уважает. Что если кто и должен стыдиться, так это они.
Он снова выдохнул, опираясь на стол.
— Потом пошли обвинения… что ты «изменилась», что ты «звездишь», что ты «отдаляешь меня от семьи». Они начали перечислять, что ты не приходишь к ним, что ты «слишком важная» для их праздников. Что ты «возомнила себя королевой».
Ольга молча сжала пальцы в кулак.
— Я сказал, что это не ты отдаляешься, а они никогда и не стремились быть с тобой честными. Сказал, что вся их внезапная любовь — из-за твоих денег. И знаешь что?
— Мама не стала отрицать.
Ольга тихо выдохнула.
— Она сказала, что «так устроена жизнь». Что «семья — это разделение обязанностей». И что, раз ты зарабатываешь больше, то и помогать должна больше. Серьёзно. Сказала прямым текстом: «Она должна помогать, Дима. Ты же наш сын. Ты нам не должен столько, а она — должна».
Ольга почувствовала, как что-то внутри у неё опустилось. Не рухнуло — именно опустилось. Как будто села батарейка.
— Потом Кристина добавила, что ты «чуть ли не специально лезешь по карьерной лестнице, чтобы показать, что ты выше нас». Ты понимаешь? Она так и сказала: «выше нас»… и посмотрела на меня снизу вверх. Как будто проверяла, к кому я отношусь — к «вам» или к «ним».
— Я ушёл. Не стал ждать торта. У мамы истерика началась, что я «ломаю семью». Кристина кричала мне вслед: «Ты подкаблучник!» — и весь стол захохотал.
Он опустил голову на руки.
— Я не выдержал. Просто встал и ушёл. Без куртки почти. Хорошо, сосед догнал, отдал.
Ольга долго молчала. Потом медленно подошла к нему, но не обняла — просто стояла рядом.
— Дим… — сказала она. — Ты сделал правильно.
— Мне сейчас так хреново, что я не знаю, правильно это или нет, — честно ответил он. — Впервые в жизни я почувствовал… будто у меня две семьи. И мне приходится выбирать.
— А я не хочу, чтобы ты выбирал, — тихо сказала Ольга.
Он поднял на неё глаза — усталые, треснувшие.
— Но они требуют выбора. Они считают, что если я не принимаю их правила, то я «предатель». И знаешь что самое мерзкое?
Ольга тихо кивнула: продолжай.
— Они сказали, что если мы когда-нибудь… — он замялся, — расстанемся, то они «возьмут меня обратно». И тогда всё будет «как раньше». Как будто ты — временное недоразумение.
Ольга чуть покачнулась — словно от удара.
Ни смерть, ни болезни — но эти слова были хуже.
— И что ты сказал? — спросила она.
Дмитрий смотрел прямо в глаза.
— Я сказал, что «как раньше» теперь никогда не будет. Потому что я не хочу такой «раньше». И что если они не способны уважать мою жену, то они не способны уважать и меня.
Тишина стала почти оглушительной.
— И что я больше не собираюсь брать у них ни копейки морального долга. И не собираюсь оправдываться. И не собираюсь заставлять тебя платить за их прихоти.
Он провёл рукой по лицу.
— Они меня сегодня потеряли. Не полностью… но серьёзно. И, кажется, им даже не жалко. Им жалко только твои деньги.
Ольга впервые за весь разговор тихо коснулась его руки.
— Спасибо, — сказала она. — Не за то, что выбрал меня. А за то, что выбрал себя.
Он посмотрел на неё с такой горечью, будто видел впервые.
— Мне страшно, Оль. Честно. Я не знаю, как теперь жить между вами и ими.
— Ты не должен жить «между». — Она села рядом. — Ты должен жить со мной. А с ними — общаться. Но по правилам. По нормальным, человеческим правилам. Если они смогут.
— Не смогут. Я их знаю.
— Тогда это их выбор. Не твой.
Они ещё долго сидели молча. Час? Два? Время стало вязким, как ноябрьский воздух за окном.
Потом Дмитрий наконец поднялся.
— Я хочу… — он на секунду замолчал. — Я хочу съездить к маме завтра. Один. Не ругаться. Просто сказать, что я с ней не враг, но и подстраиваться под неё больше не буду. И что тебя в их игру вовлекать я не дам.
— Хорошо, — кивнула Ольга. — Это правильно.
Он подошёл, обнял её за плечи.
— Прости, что раньше не видел. Не хотел видеть.
— Ничего. Главное — теперь видишь.
Ночью Ольга не спала. Дмитрий тоже ворочался рядом, то поджимая ноги, то выходя на кухню пить воду. За окном ветер гудел между стенами, листья шорохали по тротуару, и ноябрь казался долгим, бесконечным.
Но впервые за долгое время в этой квартире была честность. Обжигающая, тяжелая, но честность.
И Ольга понимала: это только начало борьбы.
Но теперь — она и Дима были в этой борьбе не по разным сторонам.
