— Ты что, издеваешься сейчас? — голос Ольги звенел так резко, что стеклянная дверь на кухню дрогнула. Она стояла у плиты, даже не пытаясь скрыть раздражение, и смотрела на мужа так, словно тот только что признался в предательстве.
Дмитрий, уставший после работы, ещё в ботинках, вздрогнул, будто получил пощечину, и ошеломлённо моргнул.
— Оль, давай без нападок, ладно? Я просто сказал, что у мамы опять сорвалась подработка, и ей нужно помочь с оплатой коммуналки. Она же не виновата…
— Не виновата? — Ольга перекрыла его фразу, как ножом. — Она второй месяц подряд «не виновата». И каждый раз «случайно» вспоминает именно о тебе, именно в самый неудобный момент. Дима, ты вообще слышишь себя?
Он раздражённо стянул куртку, бросил на стул, прошёл на кухню.
— Слышу. И я не понимаю, что тебя так заводит. Мы всегда помогали. Точнее… — он замялся. — Ну, ты понимаешь.
— Да, прекрасно понимаю, — сухо отрезала Ольга. — Мы помогали. Мы. То есть — я. И сейчас снова «мы», хотя это опять я. Только ты почему-то при этом ещё и обижаешься.
— Я не обижаюсь. Я пытаюсь сказать, что поддержка родителей — это нормально. Мама одна, ей тяжело. Холодно на улице уже, октябрь не май. Сама же знаешь, в пригороде сейчас коммуналка — бешеные деньги…
— Коммуналка — да, — Ольга резко повернулась к нему. — Но почему я должна платить за твои семейные вечные «ой, а можно ещё чуть-чуть, а потом мы обязательно вернём»? Мы тебе компьютер купили месяц назад — «верну». Мы Кристине помогли с начальным взносом за автошколу — «верну». И где всё это? Где хоть один возврат?
— Ты утрируешь, — буркнул он, но уверенности в голосе не было.
— Нет, я наконец открываю рот. Разницу почувствуй, — она взяла кружку, но даже не пригубила — лишь сжала её так, что побелели пальцы. — Дим, я не против помощи. Но я против того, чтобы меня держали за банкомат, к которому подключили твою семью по абонементу.
Он облокотился на стол, глядя на жену с нарастающим раздражением.
— Ты говоришь так, будто я тебя использую.
— Серьёзно? — Ольга усмехнулась, и эта усмешка была горькой. — А что ты делал сегодня? Пришёл домой, даже не спросил, как у меня дела, просто сообщил: «Нужно помочь маме». Сообщил. Не спросил, не обсудил. Просто поставил перед фактом. Как будто я обязана.
Дмитрий хотел что-то сказать, но она не дала.
— И знаешь, что самое смешное? — Она поставила кружку на стол, тяжело выдохнула. — Ты сам пропустил тот момент, когда твоя семья вдруг начала меня «полюблять». Не тебя — меня. Потому что у меня появилась должность. Зарплата. Возможности. Подарки, премии, поездки — всё это. И теперь они липнут ко мне как будто я — витрина, на которой выставлены скидки.
— Это неправда, — возразил Дмитрий, но неуверенно, безжизненно.
— Правда, — отрезала она. — И ты это знаешь. Просто неприятно признавать.
Он прошёлся по кухне, остановился у окна, глядя на тёмный двор.
— Оленька, — тихо сказал, смягчившись. — Ну зачем ты так? Это моя мама…
— Мама — это святое, — кивнула Ольга. — Но я святая кому? Ей? Кристине? Или только тебе?
Тишина повисла так тяжело, что казалось — воздух на кухне стал густым, почти вязким.
Дмитрий резко повернулся.
— Чего ты хочешь? Скажи прямо.
— Чтобы меня уважали, — отчеканила она. — Чтобы не относились ко мне как к мешку с деньгами. Чтобы ты не превращался в посредника между мной и своей семьёй, который только и делает, что аккуратно формулирует их просьбы.
Он шмыгнул носом — от нервов, не от холода.
— У тебя паранойя, — тихо бросил он. — Иногда люди действительно меняются. Иногда они понимают, что ошибались.
— После трёх лет игнора? — Ольга рассмеялась — сухо, устало. — После того, как меня ставили в угол на каждом семейном ужине? Когда твоя тётя делала вид, будто я мебель? Когда Кристина закатывала глаза, слыша моё имя?
— Два года назад — не «давно», — жёстко оборвала она. — А вот недавно — это когда Кристина написала мне: «Оляаа, ты такая молодец, учишь меня стилю!». После того, как узнала, сколько я теперь получаю. Она мне полгода назад говорила, что моё пальто «на любителя». А сейчас — «вот это да, как ты круто собираешь образы, я хочу такое же пальто!».
— Ты слишком эмоционально всё воспринимаешь.
— А ты слишком лениво. Тебе удобно считать, что все внезапно стали добрыми. Что это — новые отношения. Что теперь у нас «дружба». Но это — не дружба, Дима. Это — выгода. Открытая, прозрачная, даже не прикрытая.
