— Макс, — сказала она вечером, когда тот вернулся с работы, — нам надо поговорить о твоей сестре.
— Опять? — Максим снял куртку, поставил чайник. — Что случилось?
— У меня пропадают вещи. Помада, духи, платок.
— Может, ты просто куда-то положила не туда?
— Я не забываю, куда кладу, — Лера ответила ровно. — Она берет мои вещи без спроса.
— Ну, Лер, это же Кира. Она не со зла.
— Да не важно, со зла или нет! Она не имеет права!
— Слушай, ты сама разрешаешь ей иногда брать. Она, может, решила, что можно.
— Я разрешаю раз в месяц, не каждую неделю!
— Господи, — Максим потер виски. — Ну дай ей помаду. У тебя их куча.
Лера посмотрела на мужа и поняла — он не понимает. Не потому что не хочет, а потому что не умеет видеть границы.
Она ничего не ответила.
Бабушкина шкатулка стояла на комоде в спальне. Тёмное дерево, инкрустация перламутром, узор из крошечных листьев. Внутри — старые украшения, не драгоценные, но дорогие сердцу. Серебряные серьги, брошь с янтарём, кольцо с тёмным камнем. Бабушка Софья Марковна при жизни говорила: «Береги это, Лерочка. Тут не золото, тут история».
Лера действительно берегла. Каждую неделю открывала, протирала бархатную подкладку, перебирала кольца.
В пятницу днём ей написала Кира:
Лер, я забегу взять блузку, ту белую. Надеюсь, ты не против?
Лера была в офисе и не успела ответить. Вернулась поздно вечером — всё вроде было на месте.
Но в понедельник вечером, когда зашла в спальню, сердце ухнуло. Шкатулки не было.
— Макс! — крикнула она. — Макс, иди сюда!
Он вышел из ванной, в полотенце, глядя непонимающе.
— Бабушкина. На комоде стояла.
Они перевернули комнату. Под кроватью, в шкафах, на полках — ничего.
Лера чувствовала, как по коже бегут мурашки.
— У кого ещё есть ключи от квартиры? — спросила она тихо.
— У Киры, — повторила Лера. — Значит, вот кто заходил.
— Подожди, Лер, ну ты сразу… Она бы не стала. Это же просто…
— Просто что? Украсть?
Максим вздохнул, достал телефон. Разговор был коротким.
— Кир, привет. Ты, случайно, не брала у нас деревянную шкатулку, Лерину? Нет? Ну ладно.
Он повесил трубку, посмотрел на жену.
— Конечно, не брала, — усмехнулась Лера. — Ты хоть сам-то ей веришь?
— Это моя сестра, Лер.
— А я твоя жена. И я тебе говорю: она её взяла.
Он замолчал. Сел на край кровати, потёр лицо.
— Завтра съезжу к ней. Разберусь.
На следующий день Кира не отвечала. В общежитии её не видели несколько дней. Максим ходил мрачный, курил у окна — чего раньше не делал. Лера сидела за ноутбуком, не в силах работать.
Вечером она открыла сайт объявлений — просто из интуиции. Забила в поиск: «шкатулка деревянная инкрустация перламутром».
На второй странице — фото. Размытое, но до боли знакомое.
Лера прижала руку к губам. Это была она. Бабушкина.
Объявление датировано тремя днями назад. Телефон, имя — «Марина».
Руки дрожали. Она нажала «Позвонить».
— Алло? — ответил женский голос, взрослый, усталый.
— Здравствуйте, я по поводу шкатулки. Она ещё продаётся?
— Да, продаётся. Очень красивая вещь. Вам показать?
— Давайте в шесть, на Пушкинской, у кафе «Брошь».
Лера согласилась. Сразу же написала Максиму.
Нашла шкатулку. Выставлена на продажу. Вечером встречаюсь с продавцом.
Подожди. Я еду с тобой.
Они приехали заранее, в полшестого. Дождь моросил, небо было тяжёлым. Кафе на углу горело огнями, пахло кофе и мокрым асфальтом.
Ровно в шесть подошла женщина лет пятидесяти, в сером пальто и с большой сумкой.
— Здравствуйте, вы по поводу шкатулки? — спросила она.
— Да, — кивнула Лера.
Женщина открыла сумку, достала. Лера едва не вскрикнула. Это она. Каждая царапина, каждый узор.
