— О памяти? — Галина Петровна почти взвизгнула. — Ну не драматизируй! Она же сестра твоего мужа!
— Да, мама, — Лера ответила ровно. — Она его сестра, но это мой дом. И пока она не признает свою вину, она не возвращается.
— Я… — голос матери заглох. Трубка затихла, осталась лишь тишина.
Лера села на диван, открыла шкатулку, достала изнутри брошь, аккуратно приколола к блузке. Максим подошел, обнял её со спины.
— Ты выглядишь… спокойно, — сказал он тихо.
— Да, — улыбнулась Лера. — Но это долгий путь. Я не хочу, чтобы Кира снова ломала наши границы.
— Я понял, — кивнул Максим. — И хочу, чтобы мы с тобой делали это вместе.
На следующий день квартира снова ожила обычными делами. Максим ушёл на работу, Лера убирала кухню, складывала вещи, ставила кофе в чашки. Но чувство напряжения не уходило. Оно сидело внутри, как маленький узел, который нельзя разрезать ножницами — только временем и решением проблем.
Через неделю Максим узнал от отца, что Кира съехала из общежития, переехала к какому-то парню. Родители вздохнули с облегчением, но он был непреклонен.
— Когда она поймет, что была неправа, — сказал Максим, — мы поговорим. Но сейчас я не могу её видеть.
Лера открыла шкатулку, снова достала брошь. В её руках она была как живая — не просто предмет, а память, которую нельзя вернуть словами. Прикрепив её к блузке, Лера посмотрела на себя в зеркало. Казалось, бабушка действительно стояла рядом, одобрительно кивая.
— Красиво, — услышала она тихий голос за спиной.
Максим обнял её, поцеловал в висок.
— Да, — улыбнулась Лера. — Очень красиво.
Они стояли у окна, смотря на город, на крыши старых домов, на золотые купола церквей вдали. Квартира обнимала их тишиной и теплом, бабушкиным теплом, которое теперь принадлежало только им.
Ноябрьское утро прошло, оставив за окнами первые снежинки, которые тихо падали на асфальт. Лера готовила завтрак, Максим читал газету, а в квартире больше не было вторжений, шумных визитов, чужих запахов.
— Мы справились, — сказала Лера, когда они вместе накрывали на стол.
— Мы справились, — согласился Максим. — И это не конец. Мы просто поставили границы.
Они сели за стол. Чашки с кофе согревали руки, запах свежеиспечённого хлеба смешивался с ароматом корицы из духовки.
— Знаешь, — сказала Лера, — я не хочу больше бояться за вещи. За память. За то, что дорого мне.
— Я тоже, — Максим взял её за руку. — И я слышу тебя. Всегда буду слышать.
— Главное, — добавила Лера, — что теперь мы вдвоём. И больше никто не решает за нас, что нам важно.
Максим кивнул. В окно скользнул солнечный луч, играя на узорах шкатулки, выставленной на комоде. Лера подошла, открыла её крышку — украшения внутри переливались мягким светом.
— Бабушка права, — сказала Лера, улыбаясь. — Это наш дом. Наши правила.
Максим взял её за плечи, прижал к себе.
— Наши, — повторил он. — И больше никто не влезет.
Лера закрыла глаза, прислушиваясь к звукам квартиры: тихому гудению батареи, стуку дождя по стеклу, редкому гудку проходящей машины. Тишина была полна смысла, потому что теперь они её заслужили.
— Спасибо, — прошептала Лера.
— За что? — спросил Максим.
— За то, что ты был рядом. И за то, что услышал меня.
Он улыбнулся, их руки переплелись. Город за окном продолжал свой шумный ритм, но в этом доме снова царила только их жизнь, их память и их решения.
Шкатулка стояла на комоде, и больше никто, кроме Леры, не прикасался к ней. Тишина наполнилась спокойствием, которое Лера понимала, как никто другой — теперь это было их.
И впервые за долгие недели, Лера смогла вздохнуть свободно.
