— Нет, — Наталья протянула листок с реквизитами. — Можно на эту?
Вечером она сидела на кухне, вертя в руках маленькую пластиковую карточку. Ее собственный тайный счет. Никто не знает. Первый шаг к свободе, которая еще даже не осознана до конца.
Она спрятала карту в косметичку, под ватные диски. Глеб никогда туда не заглядывал.
Через две недели Наталья получила еще один бонус — за привлечение нового клиента. Пятьдесят тысяч ушли на тот же тайный счет. Она не сказала Глебу ни слова — просто сослалась на задержку выплат в компании. Впервые за годы она сознательно солгала мужу, и странно — не чувствовала вины. Только облегчение и какое-то острое, пьянящее ощущение свободы.
Однажды вечером Глеб потребовал отчет за месяц.
— Что-то расходы сильно выросли, — его голос звучал холодно, когда он листал ее блокнот. — Почему столько на хозяйственные мелочи? Двести на губку для посуды? Серьезно?
— Я купила целый набор. С запасом, — Наталья старалась, чтобы голос звучал спокойно, но внутри все кипело.
— А это что? — он ткнул пальцем в строчку. — Пятьсот рублей на «канцелярию». Что за канцелярия на такую сумму?
— Дане в школу, — она сжала кулаки под столом. — Ты даже не представляешь, сколько всего требуют сейчас…
— Не представляю, потому что ты не отчитываешься нормально! — он повысил голос. — Все в кучу валишь! Как я могу управлять бюджетом, если даже не знаю, куда деньги уходят?
В комнату тихо вошла Лиза. Она прижимала к груди альбом для рисования.
— Пап, можно я тоже буду заниматься рисованием? У Полины в классе все ходят…
Глеб резко обернулся:
— Сейчас не время! И вообще, у нас куча твоих карандашей валяется, рисуй дома! — и тут же вернулся к Наталье. — Так вот, о расходах…
Лиза прикусила губу и молча вышла. Наталья почувствовала, как внутри что-то оборвалось.
— Не смей так с ней разговаривать, — ее голос дрогнул.
— Что? — Глеб даже не сразу понял, что она возразила.
— Не смей. Так. С ней. Говорить, — повторила Наталья отчетливо. — Она ребенок. И имеет право спрашивать.
Глеб удивленно поднял брови:
— Ого! У нас бунт на корабле? Не рановато ли? — он усмехнулся, но в глазах мелькнуло что-то настороженное. — Ты когда такой дерзкой стала?
— Когда перестала быть твоей собственностью, — слова вырвались сами собой.
Его лицо изменилось — из насмешливого стало жестким.
— Что за чушь ты несешь? Я обеспечиваю семью, слежу за финансами, а ты…
— А я кто? Подчиненная? — она встала, чувствуя, как дрожат колени. — Я твоя жена. Партнер. А не тот, кого нужно контролировать.
Наталья выбежала из кухни и заперлась в ванной. Сердце колотилось где-то в горле. Она включила воду, чтобы не слышать, как он ходит за дверью. Через щель между шторкой и стеной видела свое отражение в зеркале — бледное лицо, расширенные глаза. Кто эта женщина? Когда она стала такой?
На выходных приехала Ирина Дмитриевна — мать Глеба, грузная женщина с острым взглядом и привычкой говорить, как отрезать. Глеб позвонил ей после ссоры. Наталья это знала точно — слышала обрывок разговора: «Мам, ты не поверишь, что она устроила».
Свекровь прибыла с чемоданом, как будто собиралась остаться надолго.
— Ну здравствуйте, — сказала она, обнимая внуков. — Как же вы выросли! А ты, Наташа, похудела, что ли? — она оглядела невестку с ног до головы. — Глеб вас совсем не кормит?
Наталья молча забрала ее пальто. Ирина Дмитриевна, пройдя в гостиную, провела пальцем по книжной полке и демонстративно посмотрела на пыль.
— Сынок, ну что случилось? Рассказывай.
— Мам, да ничего особенного, — он замялся, не ожидав, что мать заговорит об этом при жене.
— Как же ничего? Ты сказал, у вас конфликты?
— Да так, по мелочам…
— По финансам, я правильно поняла? — Ирина Дмитриевна повернулась к невестке. — Наташа, ты что, деньгами разбрасываешься? Глеб же финансист, он лучше знает.
— Я не разбрасываюсь, — Наталья налила себе воды. — Просто считаю, что каждый взрослый человек вправе сам распоряжаться своим заработком.
Свекровь усмехнулась и посмотрела на сына:
— Ну и ну! Какие современные взгляды. А семья как же? Общий бюджет? В мое время жена деньги мужу отдавала, и никаких вопросов!
— Вот именно, — подхватил Глеб. — А сейчас каждый сам по себе!
— Я не говорила «каждый сам по себе», — тихо возразила Наталья. — Я сказала о праве на самостоятельность.
— Самостоятельность! — фыркнула Ирина Дмитриевна. — А кто кормит-то вашу семью? Кто квартиру покупал?
— Дети, идите в свою комнату, — тихо сказала Наталья. — Мы тут поговорим и придём к вам.
Когда дети ушли, Ирина Дмитриевна продолжила:
— Вот так вы всегда! Чуть что — детей убирают. А что они видят? Мать, которая не уважает отца, транжирит деньги и…
— Хватит! — Наталья впервые повысила голос. — Вы приехали в наш дом и оскорбляете меня при моих детях? Да как вы смеете?
— Наташа, — предупреждающе начал Глеб, но она его перебила:
— Нет, Глеб. Я долго терпела. И твою мать терпела, и твои упрёки, и контроль. Всё. Хватит.
— О чём ты? — он скривился. — Какой контроль?
— Не прикидывайся, — она почувствовала, как дрожат руки. — Ты контролируешь каждый мой шаг, каждую копейку. Я должна отчитываться даже за прокладки. Это ненормально!
Ирина Дмитриевна задохнулась от возмущения:
— Какая неблагодарная! Мой сын, можно сказать, осчастливил тебя браком, обеспечивает, а ты…
— Ваш сын меня не осчастливил, — перебила Наталья. — И я не напрашивалась в эту семью. Это наш общий дом, и я имею право на уважение в нём.
