— Что значит, дом уже продан?! — голос Марины дрогнул, когда она смотрела на нотариуса, сидящего за массивным дубовым столом. В руках у неё дрожал документ, который только что ей вручили.
Нотариус, пожилой мужчина в строгом костюме, поправил очки и откашлялся. Он явно чувствовал себя неловко, словно оказался свидетелем семейной драмы, к которой не был готов.
— Как видите из документов, дом был продан три месяца назад. Все подписи подлинные, сделка прошла официально, — он говорил сухим, профессиональным тоном, стараясь не встречаться с ней взглядом.
Марина почувствовала, как земля уходит из-под ног. Этот дом — единственное наследство от её покойной бабушки, единственная недвижимость, которая у неё была. Бабушка оставила его именно ей, внучке, которая ухаживала за ней последние годы. И теперь он продан? Кем? Как это вообще возможно?
— Но я не подписывала никаких документов! Я даже не знала о продаже! — её голос срывался на крик.
Нотариус молча протянул ей ещё один документ. Доверенность. На её имя. Подпись внизу была похожа на её собственную, но Марина точно знала — она никогда не ставила эту подпись. А в графе доверенного лица значилось имя, от которого у неё похолодело внутри: Валентина Петровна Королёва. Её свекровь.
Мир вокруг словно остановился. Марина смотрела на документ, и буквы расплывались перед глазами. Как? Как свекровь смогла это провернуть? И главное — неужели Павел, её муж, ничего не знал?
Она вышла из нотариальной конторы на ватных ногах. Февральский ветер ударил в лицо колючими снежинками, но она не чувствовала холода. В голове билась только одна мысль: три месяца. Три месяца назад дом был продан, и всё это время она жила в неведении. А свекровь… свекровь всё это время улыбалась ей, приходила в гости, пила чай на их кухне и рассказывала о своих проблемах с давлением.
Дорога домой заняла вечность. Марина шла пешком, не в силах спуститься в метро, где было душно и тесно. Ей нужен был воздух, пусть и ледяной. Нужно было время, чтобы осмыслить случившееся. Когда она, наконец, добралась до своей квартиры в спальном районе, было уже темно.
Павел сидел на кухне, уткнувшись в ноутбук. Увидев её, он поднял голову и улыбнулся той своей мальчишеской улыбкой, которая когда-то покорила её сердце.
— Привет, дорогая. Ты что-то поздно. Я уже начал волноваться.
Марина молча положила на стол папку с документами. Улыбка медленно сползла с его лица. Он узнал папку — точно такие же выдают в нотариальных конторах.
— Что это? — спросил он, хотя по его побледневшему лицу было видно — он прекрасно знает, что это.
— Ты знал, — это был не вопрос, а утверждение. Марина села напротив него, не сводя глаз с его лица. — Ты знал, что твоя мать продала мой дом. Дом моей бабушки.
Павел отвёл взгляд. Его пальцы нервно барабанили по столу — старая привычка, которая выдавала его, когда он нервничал.
— Марина, послушай… Это не так, как ты думаешь…
— А как? Объясни мне, как твоя мать смогла подделать мою подпись? Как она вообще узнала о доме? И главное — почему ты молчал три месяца?
Он встал, прошёлся по кухне, остановился у окна. Спиной к ней, ссутулившись, он выглядел жалко. Не мужчина, а тень мужчины.
— Она… она сказала, что это для нашего блага. Что дом всё равно старый, требует ремонта, который мы не потянем. Что лучше продать его сейчас, пока есть покупатель…
— И ты поверил? — Марина не могла поверить своим ушам. — Ты просто взял и поверил? А спросить меня? Это же мой дом!
— Мама сказала, что ты слишком эмоционально к этому относишься. Что не сможешь принять рациональное решение…
Марина поднялась так резко, что стул опрокинулся.
— Рациональное решение? Украсть у меня единственное наследство — это рационально? И где деньги, Павел? Где деньги от продажи?
Молчание было красноречивее любых слов. Марина почувствовала, как внутри поднимается волна ярости, такой сильной, что перехватило дыхание.
— У неё? Все деньги у твоей мамочки?
Павел, наконец, повернулся к ней. В его глазах была мольба и стыд одновременно.
— Она сказала, что вложит их в выгодное дело. Что через год мы получим в два раза больше…
