— Ну… они всё равно нуждаются в поддержке, — неуверенно сказал он.
— В поддержке — возможно. В том, чтобы жить вместе с нами — нет.
Серёжа вздохнул и потёр виски.
— Что ты предлагаешь? Они уже продали квартиру.
— Не моя проблема, — отрезала я. — Они взрослые люди, сами приняли это решение, не посоветовавшись с нами. Пусть сами и разбираются с последствиями.
— Тань, я не могу им отказать, — его голос стал жалобным. — Это же мои родители.
— А я — твоя жена. И я говорю: нет. Если ты их сюда приведёшь, мы с Никитой уйдём. К моей маме.
— Ты мне угрожаешь? — он вскинул брови.
— Нет, я ставлю тебя в известность, — сказала я. — Выбирай, Серёжа. Или я, или твоя мать под нашей крышей.
Следующие две недели превратились в холодную войну. Серёжа то уговаривал меня, то давил, то обвинял в чёрствости. Валентина Петровна звонила ежедневно — то мне, то сыну, — и каждый разговор заканчивался слезами или скандалом.
— Мы же семья! — восклицала она. — Почему Таня не хочет нам помогать?
— Неблагодарная! Мы всё для вас делали, а теперь вы нас на улицу выбрасываете!
— Серёженька, ты мужчина или кто? Почему ты позволяешь жене собой командовать?
В ход шли все приёмы — от шантажа до манипуляций, от слёз до угроз. Даже Михаил Степанович, обычно спокойный и невмешивающийся в конфликты, позвонил мне и долго рассказывал, как тяжело им с Валентиной Петровной одним, как они мечтают быть ближе к внуку.
Я держалась, хотя временами казалось, что проще сдаться. Но я слишком хорошо помнила, как было в прошлый раз. И не собиралась проходить через это снова.
На десятый день противостояния я пришла с работы и обнаружила в коридоре чемоданы.
— Что это? — спросила я у Серёжи, который сидел на кухне с отрешённым видом.
— Что? — он даже не повернулся.
— Чемоданы в коридоре, — я старалась говорить спокойно. — Чьи они?
— Мои, — он наконец посмотрел на меня. — Я переезжаю к родителям. То есть… они всё-таки сняли квартиру, но она маленькая, им будет тесно втроём.
— Нет, — он покачал головой. — Не навсегда. Просто… мне нужно им помочь. А ты не хочешь. Я не могу выбирать между вами.
— Ты уже выбрал, — тихо сказала я.
— Нет! Я никого не выбирал! Это ты заставляешь меня выбирать! — он почти кричал. — Почему ты не можешь просто согласиться? Всем было бы лучше! Родителям было бы где жить, тебе помогали бы с Никитой, мне не пришлось бы разрываться!
— А мне? Мне было бы лучше? — я скрестила руки на груди. — Снова жить под постоянным контролем? Снова слушать критику? Снова чувствовать себя чужой в собственном доме?
— Ты всё преувеличиваешь, — он махнул рукой. — Мама обещала не вмешиваться.
— И ты ей веришь? — я покачала головой. — После всего, что было?
— Я хочу верить, — упрямо сказал он. — Они мои родители. И я не брошу их.
— А нас, значит, бросишь?
— Я не бросаю! — он снова повысил голос. — Я буду приходить, помогать с Никитой, с деньгами. Просто жить буду у родителей, пока… пока вы не помиритесь.
Я горько усмехнулась.
— То есть ты думаешь, что сможешь сидеть на двух стульях? Жить с мамой, но оставаться мужем и отцом для нас?
— А что такого? — он выглядел искренне удивлённым. — Многие семьи так живут. Вон, у Лёхи из бухгалтерии жена в Краснодаре с детьми, а он тут работает, раз в месяц к ним ездит…
— Мы живем в одном городе, Серёж, — устало сказала я. — И причина не в работе, а в том, что ты не можешь сказать «нет» своей матери. Даже ради собственной семьи.
Он не ответил. Я видела, что мои слова задели его, но не настолько, чтобы изменить решение.
— Когда ты уезжаешь? — спросила я, чувствуя, как внутри всё холодеет.
— Сегодня вечером, — он не смотрел мне в глаза. — Родители уже ждут.
— А с Никитой ты попрощаешься? Объяснишь, почему папа уходит?
— Я не ухожу насовсем. Буду приходить каждый день, гулять с ним, помогать…
— Конечно, — я кивнула. — Если мама разрешит.
Он открыл рот, чтобы возразить, но передумал. Мы оба знали, что я права.
Следующий месяц прошёл как в тумане. Серёжа действительно приходил каждый день — сначала после работы, потом всё реже и реже. Сначала звонил предупредить, потом просто появлялся на пороге, когда у Валентины Петровны были дела или встречи с подругами. И каждый раз всё больше походил на гостя, а не на хозяина дома.
Никита не понимал, что происходит. Он спрашивал, когда папа вернётся насовсем, почему он больше не живёт с нами, не обижены ли мы на него. Я старалась объяснить четырёхлетнему сыну ситуацию, не настраивая его против отца или бабушки, но это было невероятно сложно.
В одну из суббот Серёжа позвонил и сказал, что хочет взять Никиту к родителям на весь день.
— Мама готовит праздничный обед, — сказал он. — У отца день рождения. Все будут — сестра с мужем, дядя Витя…
— Почему ты не пригласил меня? — спросила я, хотя уже знала ответ.
— Ну… — он замялся. — Мама сказала, что тебе, наверное, будет неловко. После всего…
— После того, как я отказалась пустить её в наш дом, и она разрушила нашу семью? — уточнила я.
— Таня, давай не будем, — устало сказал он. — Ты можешь просто отпустить Никиту?
Я задумалась. С одной стороны, мне не хотелось отпускать сына к Валентине Петровне — зная её, она наверняка скажет ему что-нибудь обидное про меня. С другой — я не могла запретить Никите видеться с бабушкой и дедушкой.
— Хорошо, — сказала я наконец. — Но с условием, что ты приведёшь его домой до восьми вечера. Ему завтра в сад.
— Конечно, — он облегчённо выдохнул. — Спасибо, Тань.
В восемь вечера их не было. В девять — тоже. Я звонила Серёже, но он не брал трубку. В десять мне наконец позвонила Валентина Петровна.
— Танечка, прости, мы тут так заигрались, — проворковала она. — Никитушка так не хотел уходить, просил остаться ночевать. Мы и подумали — почему бы и нет? Я ему уже постелила, пижаму Серёжину детскую нашла…
— Валентина Петровна, — перебила я, чувствуя, как внутри поднимается волна гнева, — немедленно передайте трубку Серёже.
— Серёженька занят, — её голос стал холоднее. — У нас гости.
— Тогда соберите вещи Никиты. Я сейчас приеду и заберу его.
— В такой поздний час? — притворно удивилась она. — Ну что ты, Танечка, нельзя ребёнка дёргать. Он уже почти спит. Завтра Серёжа отвезёт его в садик, а потом к тебе.
— Нет, — твёрдо сказала я. — Либо вы сейчас же даёте трубку Серёже, либо я вызываю полицию.
— Полицию? — она нервно рассмеялась. — Танечка, ты в своём уме? У ребёнка праздник, бабушка с дедушкой, папа рядом… Какая полиция?
— Валентина Петровна, Никита — мой сын. Мы с Серёжей не разведены, но я — его опекун по закону. И если вы отказываетесь вернуть мне ребёнка, это называется похищением.
В трубке повисла тишина, а потом раздался голос Серёжи:
— Тань, ты чего? Какое похищение? Никита с отцом, всё законно.
— Серёж, у нас была договорённость, — сказала я, стараясь говорить спокойно. — Ты обещал привести его до восьми.
— Ну извини, засиделись, — беспечно ответил он. — Что теперь, скандал устраивать?
— Я сейчас приеду и заберу сына, — сказала я. — Либо ты сам его привезёшь в течение получаса. Выбирай.
— Тань, не дури, — в его голосе появилось раздражение. — Ребёнок уже почти спит. Я привезу его завтра.
— Тридцать минут, Серёж.
Я повесила трубку и набрала номер Марины, своей лучшей подруги.
