Зазвонил телефон. Тот самый, настырный, звонок которого я узнала бы из тысячи. Я взглянула на экран и выдохнула — так и есть, Валентина Петровна.
— Да, слушаю, — ответила я нарочито деловым тоном, словно говорила с клиентом, а не со свекровью.
— Танечка! — голос её звучал неестественно радостно. — Как вы там? Как мой Серёженька? А внучок?
— Здравствуйте, Валентина Петровна. Всё хорошо. Серёжа на работе, Никита в саду, а я собираюсь на встречу.
— Ах, всё работаешь… — протянула она с лёгким осуждением, которое уже давно перестало меня задевать. — Ну, а я новость хорошую сообщить хотела. Мы с Михаилом Степановичем решили к вам перебраться. Я замерла с чашкой кофе на полпути ко рту.
— В смысле — погостить? — уточнила я, уже чувствуя подвох.
— Да какое там погостить, — она рассмеялась. — Жить будем вместе! Мы с отцом уже решили квартиру продать. Покупатель есть, задаток внёс. Через две недели уже переедем.
Горячий кофе выплеснулся мне на блузку, но я даже не почувствовала.
— Прошу прощения, Валентина Петровна, но мы это не обсуждали, — сказала я, стараясь сохранять спокойствие.
— А что тут обсуждать? — в её голосе появились стальные нотки. — Мы стареем, нам помощь нужна. Серёже я уже сказала, он согласен. Да и вам легче будет — я с Никитой посижу, ты на работу спокойно ходить будешь. Готовить буду, убирать…
Я крепче сжала телефон и заставила себя сделать три глубоких вдоха, как учил психолог. Один. Два. Три.
— Валентина Петровна, мы с Серёжей это ещё не обсуждали. Я позвоню вам позже.
— Да что тут обсуждать-то? — её голос стал раздражённым. — Решение уже принято…
— До свидания, — я нажала на «отбой» и положила телефон экраном вниз.
Руки дрожали. Нет, нет и ещё раз нет. Только не снова. Только не опять этот кошмар с нарушением всех возможных границ, с контролем, с бесконечными упрёками и указаниями, как мне жить. Я прошла через это в первый год брака, когда мы с Серёжей жили у его родителей, пока копили на первый взнос за ипотеку. Три худших месяца моей жизни, после которых я поставила мужу ультиматум: либо мы съезжаем, либо я подаю на развод.
Мы съехали. И с тех пор пять лет наслаждались нормальной жизнью в своей квартире. Без незваных визитов в семь утра в воскресенье, без проверки содержимого холодильника и шкафов, без советов по воспитанию ребёнка и критики моей стряпни.
И вот теперь Валентина Петровна решила, что может просто так ворваться обратно в нашу жизнь. Причём не просто в гости зайти, а насовсем переехать. И уже продала квартиру!
Я набрала Сергея. Гудки шли долго, и я почти решила, что он не ответит, но на девятом гудке в трубке раздалось:
— Да, Тань, я на совещании…
— Мне твоя мать только что позвонила, — без предисловий сказала я. — Сообщила, что они с отцом продали квартиру и через две недели переезжают к нам.
— Серёж? Ты слышишь меня?
— Да, — его голос звучал слишком ровно. — Да, она говорила, что подумывает об этом.
Я почувствовала, как внутри всё холодеет.
— Подумывает? — переспросила я. — Серёжа, она сказала, что уже продала квартиру. И что ты согласен.
— Ну, я не то чтобы согласен… — он явно подбирал слова. — Скорее, не возражал. Они пожилые уже, им тяжело одним. А у нас места много.
Я не верила своим ушам.
— Серёжа, у нас двушка. Где, по-твоему, будут жить твои родители?
— Ну… мама предложила переделать гостиную в их спальню. Они готовы сами оплатить ремонт. А когда Никита подрастёт, купим квартиру побольше…
— То есть ты уже всё обсудил с мамой? — я чувствовала, как закипаю. — А со мной обсудить не подумал?
— Тань, не заводись, — его голос стал раздражённым. — Я собирался с тобой поговорить вечером. Мама просто опередила.
— Опередила? Серёж, она уже квартиру продала! Что тут говорить? Всё уже решено за моей спиной!
— Нет, это ты послушай, — перебила я. — Я не буду жить с твоими родителями. Точка. Если они продали квартиру — это их проблемы. Пусть снимают жильё, покупают новое, переезжают к твоей сестре — что угодно. Но не к нам.
— У сестры однушка, там и так тесно, — возразил он. — И потом, это же мои родители. Я не могу их бросить.
— А меня и сына ты бросить можешь?
— При чём тут это? — его голос повысился. — Почему ты всегда всё утрируешь?
— Потому что я знаю, чем это закончится, Серёж, — я старалась говорить спокойно, но голос дрожал. — Помнишь, как мы жили у них первые месяцы? Помнишь, как твоя мать заходила в нашу комнату без стука? Как критиковала всё, что я делала? Как устраивала истерики, если мы хотели куда-то пойти без неё? Я не выдержу этого снова. Особенно теперь, когда у нас Никита.
— Люди меняются, — неуверенно сказал он. — Мама обещала не вмешиваться.
Я горько рассмеялась.
— Серёж, она уже вмешалась. Она продала квартиру за нашей спиной и поставила нас перед фактом. Это называется манипуляция. И это не изменится.
В трубке повисла тяжёлая тишина.
— Мне нужно идти на совещание, — наконец сказал он. — Вечером поговорим.
Но я знала, что разговор ничего не изменит. Серёжа всегда выбирал мать, когда дело доходило до конфликта. Всегда.
Вечером, после того как Никита уснул, мы сидели на кухне. Серёжа уткнулся в телефон, избегая моего взгляда.
— Ну что, будем разговаривать? — спросила я.
Он вздохнул и отложил телефон.
— Таня, я понимаю, что ты недовольна…
— Недовольна? — я покачала головой. — Серёж, я в бешенстве. Ты за моей спиной решил пустить своих родителей жить в нашу квартиру. В квартиру, которую мы выбирали вместе, за которую платим ипотеку вместе. Это предательство.
— Не драматизируй, — он поморщился. — Я не предавал тебя. Просто родители попросили о помощи, и я согласился. Что в этом такого?
— Серёж, они не просили. Они поставили нас перед фактом. Это разные вещи.
— Какая разница? Им нужна помощь.
— А нам нужно личное пространство! — я повысила голос, потом спохватилась, вспомнив про спящего Никиту. — Серёж, неужели ты не понимаешь? Это наш дом. Наша семья. Мы строили её годами. И сейчас твоя мать хочет всё это разрушить.
— Ничего она не хочет разрушить, — возразил он. — Наоборот, она хочет помочь. Присмотрит за Никитой, чтобы ты могла больше времени работе уделять…
Я закрыла глаза. Вот оно. Классический аргумент Валентины Петровны: «Таня слишком много работает, ребёнком не занимается».
— Серёж, я прекрасно справляюсь и с ребёнком, и с работой, — сказала я. — Мне не нужна помощь твоей мамы. Особенно такой ценой.
— Ценой нашей свободы, нашего личного пространства, нашего психического здоровья, в конце концов! — я всплеснула руками. — Ты что, забыл, как мы жили у них? Как твоя мать контролировала каждый наш шаг? Как устраивала сцены, если что-то было не по её?
— Ты преувеличиваешь. Да, были шероховатости, но…
— Шероховатости? — я не верила своим ушам. — Серёж, твоя мать довела меня до нервного срыва! Я ходила к психологу, чтобы прийти в себя после тех трёх месяцев! Ты сам тогда сказал, что никогда больше не заставишь меня жить с ней под одной крышей.
— Танюш, я всё помню. Но сейчас другая ситуация. Они старые…
— Твоей маме пятьдесят восемь, а отцу шестьдесят два, — перебила я. — Они оба работают, оба в полном здравии. Какие они старые?
