Постепенно класс, который ещё недавно насмехался над новенькой, начал видеть, что она вовсе не странная, а просто живёт в невыносимых условиях. Стало ясно, почему у неё такой вязаный рюкзак: возможно, из вещей их семьи остались только бабушкины рукоделия, а денег на новый портфель не хватает. Учителя тоже, видя, как Маша стала понемногу раскрываться, а Егор и ещё несколько ребят приносят ей учебники, тетради, подходили к девочке и задавали вопросы — нужна ли помощь. А директор, узнав о ситуации, решил послать официальный запрос в опеку, чтобы проверили, что там с родителями, и как можно поддержать семью. Но бюрократия шла небыстро.
В самом классе отношение к Маше начало меняться. Оказалось, что она не такая уж замкнутая, когда чувствует, что ей не угрожают насмешки. Она могла рассказывать, как ухаживает за бабушкой, как читает братику сказки на ночь, как любит смотреть на уток у пруда, потому что ей не хватало спокойствия в жизни. Те, кто прежде смеялся над ней, испытывали неловкость. К тому же верёвочные лямки её рюкзачка кто-то тихонько зашил, чтобы не порвались окончательно. Другие ребята стали приносить ей тетради, потому что у неё были старые, исписанные. По мере того как распускались почки на деревьях и запах весны распространялся по улицам, в душе Маши тоже расцветало нечто похожее на надежду. Она уже не убегала со школьного двора, а задерживалась поговорить с одноклассниками. Иногда её звали поиграть в мяч, и она робко принимала участие.
Кто-то из двоечников, отмечая её старательность, даже попросил её помочь с домашним заданием, ведь она всё же успевала неплохо учиться, несмотря на тяготы. Однажды группа девчонок предложила ей сходить вместе в магазин канцтоваров, выбрать новые ручки, карандаши. Но Маша не имела лишних средств, потому только покачала головой. Тогда подруга Егора сказала: «Да мы просто погулять, не обязательно покупать. Главное — вместе поболтать». И Маша пошла, и словно первый раз в жизни почувствовала, что может быть внутри детской компании не изгоем, а вполне себе нормальным участником. Старая обида не исчезла вдруг: ей припоминались моменты насмешек, взглядов исподлобья, когда она ещё казалась всем смешной в своих тапочках. Но она понимала, что люди могут меняться, и внутри неё росло прощение.
Между делом зашёл разговор о том, что Маша продолжает носить стоптанные тапочки. Ей предлагали кроссовки, которые стали малы одной из старшеклассниц. Маша вежливо отказалась, заверила, что ей удобно, мол, она привыкла. Возможно, это была её личная память о том ужасном дне, когда она упала в воду, но при этом получила настоящего друга в лице Егора. С тех пор эти тапочки она будто оберегала, хотя все понимали: они уже давно не годятся для улицы, разваливаются, а на ноге сидят кое-как. Егор не раз спрашивал её: «Может, всё-таки заменить?», но она отвечала: «Пусть пока так. Я ещё немного с ними похожу».
Через месяц после того случая у пруда, когда весеннее солнце нагрело землю и подсушило тропинки, в Машином доме всё та же беда: бабушка лежачая, Гриша не ходит в садик, денег всё так же в обрез. Но девочка уже не та забитая и пугливая. Она наконец начала верить, что мир не такой ужасный, а одноклассники — не враги. Каждый день Егор продолжал приносить им немного еды от мамы. Другие ребята время от времени подкидывали фрукты, печенье, кто-то позвал Машу на день рождения, подарив ей канцелярские принадлежности. Когда Маша спрашивала, зачем столько подмоги, ей отвечали: «Мы поняли, что ты хорошая. Жить тебе трудно, а вместе ведь легче». Учительница литературы однажды даже похвалила класс, сказав, что давно не видела, чтобы все так объединились вокруг одного человека.
Между тем в воздухе витал вопрос: где родители Маши? Рассказывали, что отец погиб в аварии, а мама уехала на заработки и пропала, перестав присылать деньги. Маша редко об этом говорила, лишь с горечью указывала на пустое место в документах, где должен быть контакт родителей. Но в сердцах иногда проскальзывала тоска: «Наверное, мама не может приехать, может, у неё проблемы». Все понимали, что помощь, которую они оказывают, не решает глобальных вопросов, но хотя бы облегчает повседневную жизнь. Егор несколько раз предлагал Маше: «Может, мы с мамой сходим в соцслужбу, там расскажем о тебе. Тебе же нужно официальное пособие, детский сад братику…» Однако Маша отвечала, что боится опеки, боится, что у них отберут Гришу, а бабушку отправят в дом престарелых. Пока директор школы не добился тщательного рассмотрения дела, семье Маши предоставляли лишь символическую поддержку. Но и это уже было лучше, чем ничего.
Соседи, привыкшие видеть в Машьином доме одинокие огни по вечерам, удивлялись, что теперь к их воротам всё чаще подходит группа школьников, заглядывают, стучатся, что-то приносят. Маша научилась улыбаться при встрече и говорить: «Привет, спасибо, проходите». Бабушка, конечно, оставалась без движения, но иногда, слыша детские голоса, приоткрывала глаза с тенью улыбки. Гриша тянулся к ребятам, взахлёб рассказывал, как ему Егор приносит печенье. И по чуть-чуть тягостная атмосфера дряхлого дома наполнялась детской энергией.
Одним тёплым днём, когда уже потекли ручьи и утки в пруду окончательно освоились безо льда, Маша решилась снова прийти к воде и покормить птиц. На этот раз она пригласила с собой нескольких одноклассников. Те, кто раньше смотрел на неё с насмешкой, теперь шли рядом, весело разговаривая. В руках у Маши была крохотная сумочка с зерном: они с Егором специально оставляли кое-что на корм. Подойдя к тому месту, где когда-то произошёл злосчастный инцидент, она ощутила лёгкий холод по спине, вспомнив, как оступилась и угодила в воду, как увидела эту резиновую змею. Но тут же ощутила тёплую поддержку ребят, которые стояли рядом: «Давай, не бойся, теперь всё хорошо». Маша улыбнулась и осторожно бросила горсть зерна в сторону уток. Те тут же зашлёпали по воде, приближаясь. Никто уже не вздумал шутить или устраивать «подлянку». Девочка стояла, наблюдая за птицами, и тихо радовалась, что теперь она здесь не одна.
Когда все утки были накормлены, Маша решила сесть на скамейку и подержать в руках свои тапочки, которые порядочно износились. Один мальчик спросил: «Ты всё-таки не хочешь новые купить? Понятно же, что эти тебе уже малы». Маша проведала рукой по их стёртой подошве и сказала: «Я подумаю. Но пока пусть будут. Это как напоминание, что не стоит бояться других, когда рядом есть настоящие друзья». Егор улыбнулся, понимая, что она говорит о том дне, когда чуть не утонула и когда он бросился её спасать. Остальные тоже промолчали с уважением к её решению.
Вскоре класс устроил небольшую акцию: они решили каждый, по чуть-чуть, помогать Маше и её семье, пока ситуация не сдвинется с мёртвой точки на уровне властей. Кто-то приносил крупы, кто-то детские книжки, чтобы Грише было чем заняться. Учителя уже перестали делать вид, что всё в порядке, и тоже поддерживали эту идею. Найдясь в центре внимания, Маша долго не могла привыкнуть к хорошему отношению. Порой она просыпалась утром и думала: «А не приснилось ли всё это?» Но приходила в школу и видела дружеские улыбки. Кто-то всегда звал её на перемене, показывал смешные картинки. Постепенно она раскрепощалась, училась смеяться, как все остальные, не прикрывая рот рукой. Шаг за шагом становилась полноправной частью коллектива. Ведь, по сути, она никогда не была капризной или заносчивой, просто слишком рано столкнулась с жизненными невзгодами.
