— Да не со зла, конечно, — кивнула Варвара. — Но вот результат — абсолютно злополучный. Мы топчемся на месте. Мы не живём, мы подкармливаем чужие неудачи и называем это заботой. А потом в сорок лет ты проснёшься на той же съёмной, с теми же обоями, которые клеили прошлые жильцы. А Катя, наверное, поедет на море. Потому что ты «не можешь отказать».
Он снова посмотрел в окно.
— И что ты предлагаешь?
Она вздохнула. Потом заговорила медленно, с отчётливой усталостью:
— Предлагаю просто хотя бы в этом месяце — никому. Ни копейки. Ни «в долг до зарплаты», ни «на карточку, а я потом переведу». Просто взять и отложить. Хочешь быть добрым сыном и братом? Отлично. Будь им. Но тогда мне не говори про ипотеку. Про «Варь, ну потерпи, ну мы же вместе». Потому что мы никуда не идём. Мы стоим. И ты держишь этот стоп-кран.
Юрий молчал. Потом медленно выдохнул и произнёс:
— Не «попробуем». Мы либо делаем, либо продолжаем этот цирк.
Он встал, подошёл и обнял её. Варя замерла — не из умиления, а от неожиданности. Его рука легла на её спину, теплая, родная. И всё равно — чужая.
— Я люблю тебя, — шепнул он. — Ты же знаешь.
Она медленно отстранилась. Смотрела ему в глаза долго. Потом сказала:
— Знаю. А ты знаешь, что любовь — это ещё и действия?
Юрий кивнул. Потом пошёл мыть тарелку. В раковине трещал старый кран, словно намекал: «Да-да, действий бы мне тоже не помешало».
А в телефоне Варвары мигнул мессенджер. Сообщение от Анастасии Львовны: «Варенька, привет, дорогая. У нас тут ситуация одна… Срочно нужна помощь. Я тебе потом всё объясню. Сможешь перевести десяточку?»
Варвара смотрела на экран, как на мину. И поняла: взрыв уже начался. Только ещё никто не осознал, что именно взрывается.
— Варя, ну это просто… не знаю… не по-человечески, — Юрий встал, прижав телефон к груди, будто он там пульс ловил. — Мама не может сама купить Кате одежду. Ты же знаешь, зима кончилась, всё дорожает. А у Кати даже приличного пальто нет.
— Зато есть твоя зарплата, моя зарплата и абонемент на бесконечный шопинг за наш счёт, — Варвара даже не повышала голос, наоборот, говорила тихо, как хирург перед операцией. — Давай уточним сразу: что значит «не может сама купить»? Почему это всё время должны делать мы?
Юрий, уже в куртке и с ключами в руке, по привычке притворился, что спешит. Он всегда начинал собираться на выход, когда Варвара заводилась: будто считал, что если хлопнуть дверью, она останется с эмоциями наедине, а он как-нибудь вырулит по дороге.
— Потому что она не работает. Ты же знаешь. После того как Катин бывший исчез, мама взяла на себя сына. У Кати даже времени на подработку нет.
— Юр, давай я тебе на холодильнике маркером напишу: «Ката – взрослая. Варя – не банкомат». Может, так лучше усвоится?
Он застыл у порога, почесал затылок.
— Слушай, давай я просто сам решу, как мне распоряжаться своей частью денег?
Она повернулась к нему. Медленно. В её лице не было злости — только усталость, пропитанная горьким сарказмом.
— Отлично. Тогда я, пожалуй, начну отдельно распоряжаться своей. Прямо с этого месяца. Сниму отдельный счёт. Можешь на пальто Кате отдать хоть всё. Я – на жильё.
Юрий покачал головой:
— Ты вообще себя слышишь?
— А ты себя — видишь? — Варя подошла к нему вплотную. — Мы не семья. Мы бухгалтерия. Только у нас один бюджет — и три клиента на нём. Твоя мама, Катя и ты. А я — вроде как главбух, но без полномочий. Подписываю, перевожу, улыбаюсь. Но меня никто не спрашивает.
Он раздражённо дёрнул молнию куртки.
— Варя, ты превращаешься в счётную машинку. Всё просчитываешь, всё взвешиваешь…
