— Он подал встречный иск на восстановление регистрации. Поясняя, что «не имеет другого постоянного места жительства». И, как написано в объяснении, «не может быть лишён права на жильё, приобретённое в браке».
Катя улыбнулась, сухо.
— Это не совсем так. Квартира куплена до брака. Завещана мне от бабушки. Он просто жил здесь. Гостем. Шумным гостем с кулаками.
Мужчина с кислым лицом хмыкнул. В первый раз за всю встречу.
— Это решает суд. Но, честно говоря, таких исков много. Особенно от мужчин после развода. Регистрируются, живут, потом их выгоняют — и начинается борьба за «угол».
Женщина подалась вперёд.
— Он просил временно приостановить ваше распоряжение квартирой. Вы не планируете её продавать?
— Нет. Но даже если бы планировала — он никто. Ни собственник, ни наследник, ни даже квартирант. Просто бывший. Со злыми фантазиями. Суд был через неделю.
Катя пришла заранее, в светлом пальто и с папкой под мышкой. Алексей опоздал на пятнадцать минут. Был в костюме, не глаженом. С адвокатом — молодой, лощёный, пахнущий парфюмом, как витрина «Л’Этуаль».
— Мы будем настаивать, — тихо сказал адвокат, — на признании проживания в квартире как совместно нажитого факта.
Адвокат даже не смотрел на неё. Смотрел в пол, в документы, в часы. В неё — нет.
Судья — женщина лет пятидесяти с лицом, как у школьной завуч — листала бумаги и задавала формальные вопросы. У Катиной стороны всё было чётко: документы, свидетельства, скриншоты угроз, брачный договор, показания соседей.
У Алексея — слова. И тон, полный обиды.
— Я же помогал… я делал ремонт… мы жили вместе… я был как муж… даже её мать называла меня сыном…
— Вы вызывали полицию в ноябре, — прервала судья, — и говорили, что «боитесь за свою жизнь». Это вы писали?
— И потом вы выдали ему ключи?
— Я не выдавала. Он их скопировал.
— И это заявление — об угрозах… вы подтверждаете?
— Да. Могу принести аудио, если нужно.
— Не нужно. И так всё понятно. Решение было оглашено через два дня. Отказ в иске. Удовлетворение встречного заявления Екатерины о запрете приближения в радиусе 50 метров, на основании документально подтверждённых эпизодов агрессии. — Ты с ума сошла, — рычал Алексей ей в лицо уже на улице, у подъезда. — Ты мне всю жизнь испортила. Кто теперь меня пустит? Куда? У меня и работы больше нет, ты же устроила эту жалобу. Думаешь, я не понял?
Катя молчала. Просто стояла.
Он подошёл ближе. Вплотную. Почти дышал в лицо.
— Ты ведь любила меня. А теперь — кто ты? Старая баба в однушке. Без мужа, без детей, без ничего.
И тут Катя сделала то, чего не делала никогда.
Нет, не ударила. Просто положила ему ладонь на грудь — спокойно, уверенно — и оттолкнула. Мягко, но отчётливо.
— Уйди. Навсегда. Больше ты сюда не войдёшь.
— Всё. Больше не звони. Не пиши. Я тебя забыла. Стерла. Как пятно с кафеля. Были мы. Было. Прошло. Не возвращайся. Здесь тебя больше нет.
Он замер. Потом зло выдохнул и ушёл. Не обернулся. Только хлопнул дверью подъезда так, что стекло звякнуло. Весной Катя поставила новые шторы. Светлые, полупрозрачные, с тонкой зелёной веточкой в углу. Она сменила замок. Убрала с кухни старую кружку «Лучший муж» — разбила о батарею и выкинула, не жалея. Купила себе тостер. И большую белую чашку с надписью: «Завтрак для одной — и всё равно праздник». Однажды к ней подошла соседка с третьего этажа, тётя Люда.
— Катюш, ты молодец. Мы слышали. Все, конечно, шептались… Но ты — молодец. Уважение тебе.
Катя просто кивнула. Сдержанно. Но вечером долго смотрела в окно, и в первый раз за долгое время — не думала ни о нём, ни о суде, ни о словах «развод», «угроза» или «мирись».
Она думала о том, что жить — это когда ты пьёшь чай в тишине, без страха, без чужого взгляда, без ожидания скандала.
Просто чай. Просто вечер.
Просто жизнь. Своё. Чистое. По-настоящему.
