Прошёл месяц. Кофейня, которую она открыла на свои деньги — те, что копила 7 лет, плюс пара кредитов, оформленных уже на своё имя, — распахнула двери. Скромно, но с душой: барная стойка, пара столиков у окна, крепкий кофе без этих новомодных тыквенных сиропов. Всё строго: турка, вода, крепость, как у характера.
— Мам, ну где ты нашла силы? — спросила дочь, Марина, на открытии. — Я бы разревелась и легла под плед.
— Ты ещё ляжешь, — усмехнулась Соня. — Но сначала научишься подниматься. С кровати — в банк, с переживаний — в дело.
Марина была не похожа на неё. Вся — айтишная, со стартапами и термосами. Но на открытие пришла с огромным букетом и сказала: — Я тобой горжусь. Реально. Без шуток.
Соня кивнула. Просто кивнула. А внутри — как будто сердцу дали горячего капучино после года холодного чая.
На третий день в кофейню зашёл Андрей.
Она узнала его по походке. Наклон головы, будто извиняется заранее. — Можно эспрессо? Без сахара.
— Садись, — сказала Соня, не улыбаясь. — Или на вынос?
Он помялся. — Если можно — здесь. Мне нужно… Я…
— Говори, Андрей. У тебя три минуты. Это больше, чем ты мне за всё наше совместное «семейство» давал.
Он сел, опустив глаза.
— Я с Ларисой поругался. Она взяла кредит на шубу. На лето. В рассрочку. Я узнал, когда коллекторы позвонили. Мне. Она указала мой номер, как поручителя.
Соня молча поставила перед ним чашку. Без блюдца. — Ты удивлён?
— Я — в шоке. Я ей всю жизнь помогал! А она…
— А я тебе говорила. Говорила?
Он кивнул. — Да. Ты всегда была права.
— Не всегда. Я долго терпела. Это — не право, это глупость. Соня вытерла стойку. — А чего ты хочешь, Андрей?
Он посмотрел ей в глаза. Впервые за всё это время — по-настоящему. — Вернуться. Помогать тебе. Быть рядом. Не за деньги. Просто… Я без тебя — никакой.
Соня откинулась на спинку стула. — Андрей, а знаешь, в чём разница между кофе для себя и кофе для кого-то?
Он не понял. — В чём?
— В терпкости. Для других мы часто варим понежнее, с сахаром. А себе — по-настоящему. Горько, зато честно. Она встала. — Я себя выбрала. Со всеми горечами. Своими. Без твоей Ларисы, без твоей инфантильности. Спасибо, конечно, за чашку, но… твои три минуты вышли.
Он не двинулся. — А я всё равно буду приходить. Хоть просто кофе пить. Смотреть, как ты всё это сделала. Потому что, Соня… ты лучшая часть моей жизни.
— Тогда жаль, что ты это понял, когда уже стал худшей частью моей, — сказала она тихо. — Не обижайся. Просто… это правда.
Он ушёл. Без чашки. Без сахара. Просто — вышел. А Соня заварила себе кофе. Горький. Как надо.
