Через пятнадцать суток он вышел. Март уже заканчивался, везде текли ручьи, пахло весной и новой жизнью. Только не для него.
Синяк под глазом приобрёл все оттенки жёлто-зелёного, как осенний лист. В квартире было пусто. Тишина звенела в ушах. На столе стояла тарелка с заплесневевшим борщом — он тогда даже не успел его доесть. События развивались слишком быстро.
Телефон разрядился. Миша воткнул его в розетку, подождал. Люда не звонила. Она просто исчезла. Даже профиль из соцсетей удалила — или заблокировала его.
Наверное, этот Владик увёз её куда-то. На море? В Сочи? А может, вообще за границу? Да кто его знает. Но наверняка — в новую жизнь. В уверенность и спокойствие.
Миша пытался ей написать. Один раз — стёр. Второй раз написал письмо, большое, искреннее. Потом вспомнил, что не знает, на какой адрес его отправить. В третий раз он записал голосовое сообщение. Прослушал. Удалил. Да, звучало глупо. Жалко. Как-то по-нищенски.
Прошёл месяц. Апрель радовал питерцев редким солнцем. Миша шёл по Невскому, когда случайно увидел её. Издалека, но точно она.
Люда с Владиком сидели в летнем кафе. Смеялись. У Люды было новое розовое платье — такое ей шло! И причёска новая — каре с челкой. И глаза… Господи, глаза! Совершенно другие — светлые, счастливые. Такими он их не видел уже… да никогда не видел, если честно.
Миша остановился. Постоял за углом как шпион. Потом вздохнул, махнул рукой и пошёл дальше. Мимо. В свою пустую квартиру. В свою свободную жизнь.
С той самой шутки у него больше не болели рёбра. У него болела душа. И с каждым днём всё сильнее.
А ведь и правда — необдуманные шутки не всегда заканчиваются синяком. Иногда это начало новой жизни. Только вот для кого-то — счастливой и яркой, как апрельское солнце. А для кого-то — пустой и холодной, как квартира без Люды.
Миша купил себе пельменей в ближайшем магазине. Дома сварил, съел без аппетита. Включил телевизор — там показывали какую-то комедию про неудачливого мужа. Выключил.
За окном Питер готовился к белым ночам. Город жил своей жизнью — шумной, яркой, полной возможностей. Только Миша больше этого не чувствовал. Он сидел в своей свободной квартире, в своей свободной жизни, и понимал — некоторые шутки обходятся слишком дорого.
И некоторых людей мы ценим, только когда теряем. Навсегда.
