Звонок в дверь возвестил о прибытии главного гостя. Иван, возмужавший и повзрослевший, переступил порог дома, неся огромный букет.
— Ну, здравствуйте, семейство Смирновых! — широко улыбнулся он и тут же оказался в объятиях сестры и бабушки.
— Сынок, — Александр крепко обнял его, похлопывая по спине. — Как хорошо, что ты дома!
— А где мама? — спросил Иван, оглядываясь. — Вы её позвали?
Александр и Анна переглянулись.
— Я звонила, — ответила Анна. — Она обещала приехать к семи.
Иван кивнул и вручил букет бабушке: — Это тебе, бабуль. Самой стойкой женщине, которую я знаю.
Мария Васильевна растроганно улыбнулась, принимая цветы: — Спасибо, родной. Пойдём, твой любимый пирог с капустой ждёт.
Семья переместилась на кухню, где уже был накрыт стол. Иван с аппетитом набросился на домашнюю еду, попутно рассказывая армейские истории. Анна и Александр смеялись, Мария Васильевна подкладывала внуку всё новые порции.
В семь вечера раздался звонок в дверь. На пороге стояла Екатерина с тортом и небольшой сумкой.
— Мама! — Иван бросился обнимать её. — Как я рад тебя видеть!
Екатерина крепко обняла сына, пряча лицо у него на плече: — И я тебя, родной. С возвращением!
Когда они прошли на кухню, Екатерина неуверенно поздоровалась со всеми и протянула торт.
— Спасибо, что пришла, — искренне сказал Александр, принимая торт. — Присаживайся.
Екатерина села на край стула, явно чувствуя себя неловко. Иван тут же начал рассказывать ей о службе, о новых друзьях, о планах на будущее. Постепенно напряжение исчезло, разговор стал общим.
Когда дело дошло до чая, Екатерина неожиданно встала: — У меня есть маленький тост, — она нервно сцепила руки. — Я хочу извиниться перед всеми вами. Особенно перед вами, Мария Васильевна. Я… я была неправа. И я только сейчас начинаю это понимать.
В кухне воцарилась тишина. Мария Васильевна смотрела на невестку с удивлением.
— Моя мама никогда не была такой, как вы, — продолжила Екатерина, глядя в пол. — Она всегда говорила, что женщина должна думать только о себе. Что старики — обуза. Что… В общем, я выросла с этими установками. И я их никогда не подвергала сомнению, пока… — она запнулась. — Пока не потеряла всё.
Она подняла глаза на бывшего мужа: — Саша, я знаю, что уже поздно. Но я хочу, чтобы вы знали — я работаю над собой. И я буду стараться быть лучше. Хотя бы для детей.
Мария Васильевна тихо произнесла: — Никогда не поздно измениться, Катя.
Екатерина благодарно кивнула и опустилась на стул. Иван крепко сжал её руку.
— Я хочу сделать объявление, — сказал он, оглядывая семью. — Я поступаю в университет. Буду учиться на вечернем и работать. И… — он на мгновение замялся, — я хочу, чтобы мы снова были семьёй. Не обязательно жить вместе. Но быть семьёй.
— Мы и есть семья, сынок, — мягко сказал Александр. — Даже после всего, что было.
Екатерина тихо спросила: — И я тоже?
— И ты тоже, — неожиданно твёрдо ответила Мария Васильевна. — Ты мать моих внуков. Значит, семья.
В этот момент Александр поймал взгляд бывшей жены — в нём была благодарность и что-то ещё, чего он не видел уже очень давно. Надежда.
Иван поднял бокал с шампанским: — За семью! За то, чтобы быть вместе в горе и в радости. За то, чтобы поддерживать друг друга. За то, чтобы помнить, что главное в жизни — не стены, а люди, которые рядом.
Все подняли бокалы. Мария Васильевна улыбалась, глядя на внуков. В её глазах стояли слёзы — впервые за долгое время не от боли или обиды, а от счастья.
Екатерина поймала её взгляд и тихо произнесла: — Спасибо.
Одно простое слово, но в нём было столько всего — раскаяние, благодарность, обещание.
Александр смотрел на эту сцену и думал о том, что жизнь — удивительная штука. Иногда нужно потерять что-то, чтобы по-настоящему это оценить. Иногда нужно пройти через боль, чтобы научиться ценить простые радости. И иногда нужно найти в себе силы начать всё сначала.
Будущее было неопределённым. Он не знал, сможет ли когда-нибудь снова доверять Екатерине. Не знал, можно ли склеить разбитую чашку так, чтобы не видны были трещины. Но он точно знал — сейчас, в эту минуту, рядом с матерью и детьми, он чувствовал себя счастливым. И этого было достаточно.
— За семью, — произнёс он, поднимая бокал. — И за долг, который мы несём перед теми, кто нам дорог.
Пять бокалов встретились над столом, и звон хрусталя наполнил кухню — чистый, ясный звук, похожий на обещание.
