– Ну хоть не подвал. Диван бы приличный купили, а то как бомжи какие…
Первые месяцы они спали на матрасе прямо на полу. Кухню собирали по частям – сначала плиту, потом холодильник, через полгода смогли купить шкафы. Алина помнила, как Максим, весь в пыли, клеил обои в зале, а она красила батареи, хотя у неё уже болела спина.
И вот теперь, когда каждый сантиметр этой квартиры был выстрадан, Галина Ивановна решила, что её дочь имеет право просто взять и поселиться здесь.
Алина встала из-за стола и пошла в зал, где Максим нервно листал телефон.
– Ты вообще понимаешь, что твоя мать предлагает? – спросила она тихо.
– Ну, Кате же правда сложно сейчас…
– Сложно? – Алина засмеялась. – В двадцать лет не работать, тусоваться по клубам и жить на мамины деньги – это не сложно, Максим. Это выбор.
Она подошла к окну, за которым мерцали огни их спального района.
– Мы с тобой в её возрасте уже по две работы тянули. Или ты забыл, как я в три часа ночи проверяла тетради, чтобы нам хватило на первый взнос?
Максим молчал. Алина повернулась к нему:
– Я не позволю сделать из нашего дома общежитие. Ни для Кати, ни для кого бы то ни было.
В коридоре зазвонил телефон. На экране светилось: «Мама». Максим потянулся к аппарату, но Алина была быстрее – она нажала на громкую связь.
– Лёша! – раздался визгливый голос свекрови. – Ты что, совсем голову потерял? Из-за этой… этой… твоей жены моя дочь теперь в слезах!
Алина медленно поднесла телефон к губам:
– Галина Ивановна, ваша дочь может прописаться у вас. В вашей квартире.
На другом конце провода на секунду воцарилась тишина, затем последовал новый визг:
– Да как ты смеешь со мной так разговаривать?!
Максим выхватил телефон и вышел на балкон, хлопнув дверью. Алина осталась стоять посреди их гостиной – той самой, где они с мужем когда-то мечтали о своём уголке.
Теперь этим мечтам угрожала простая истина: если она сейчас не поставит точку, её голос в этом доме больше не будет иметь значения.
Три дня после того злополучного ужина в квартире царило напряженное перемирие. Алина избегала разговоров о прописке, Максим задерживался на работе допоздна, а телефон Галины Ивановны молчал – что само по себе было тревожным признаком.
В субботу утром Алина, завернувшись в плед, пила кофе на кухне, когда в прихожей раздался резкий звонок в дверь. Прежде чем она успела встать, раздался щелчок – Максим, оказывается, был уже на ногах и открывал дверь.
– Привет, братик! – раздался звонкий голос Кати.
Алина замерла с чашкой в руках. Через секунду в коридоре появилась Катя – с огромным розовым чемоданом, спортивной сумкой через плечо и пакетом из «Zara». Она весело переступила порог, огляделась и бросила:
– Ну что, сестрёнка, встречаешь новую соседку?
Максим стоял в замешательстве, переминаясь с ноги на ногу.
– Кать… мы же не договаривались…
– Ой, брось, – Катя махнула рукой, – мама сказала, что ты не против. Я пока тут поживу, окей? У вас же диван в зале отличный.
Она прошмыгнула в гостиную, швырнула чемодан и тут же начала распаковывать вещи. Алина медленно поставила чашку и вышла из-за стола.
– Катя, – она говорила нарочито спокойно, – ты не можешь просто взять и переехать к нам без предупреждения.
Девушка закатила глаза:
– Ну вот, опять драма. Максим же не против.
Алина перевела взгляд на мужа. Он избегал её глаз, сосредоточенно разглядывая узор на кафеле.
– Может, пусть поживет пару недель? А там видно будет…
Катя торжествующе ухмыльнулась и достала из сумки плюшевого медведя, которого тут же усадила на их диван.
Алина почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Она вдруг осознала – если сейчас не остановит это, дальше будет только хуже.
– Нет, – твёрдо сказала она. – Никаких «поживёт пару недель». Она уезжает сегодня же.
