— Мариш… — голос её дрожал от холода. — Помоги. У нас свет отключили, печь сломалась… Пусти переночевать?
Марина посмотрела на пакет. Там, конечно, был торт. На этот раз без скидки — но срок годности истекал завтра.
— Знаешь, тетя, — она мягко закрыла калитку. — Мы теперь только для настоящей семьи.
Когда Николай налил ей коньяку (хорошего, выдержанного), Марина вдруг заплакала. Не из-за родни. А из-за того, что мир стал тихим. И в этой тишине наконец слышно, как трещат дрова в их печи. Их — и больше ничьих
— Знаешь, что я сегодня сделала? — Марина потянулась за бокалом. — Выкинула старый мангал.
Николай поднял бровь:
— Тот, где ты жарила наше мясо?
— Тот самый. Заменила его новым, поменьше. — Она улыбнулась, и в этом жесте было что-то освобождающее. — Для двоих хватит.
Они молча смотрели, как дымок от костра сливается с сумерками. Раньше здесь стояли крики, звон бокалов, фальшивое «спасибо». Теперь же тишину нарушал только треск поленьев в печи.
— Звонила Лена, — вдруг сказал Николай, гладя Зину за ухом. — Спрашивала, не хотим ли мы купить их старый диван. Говорит, «всё равно нам на новой даче мебели хватает».
— Новой? Да они её уже заложили, наверное. Помнишь, как Сергей хвастался, что взял кредит под 20%?
Они переглянулись и вдруг рассмеялись. Смеялись до слёз, до дрожи в плечах, пока Зина не тявкнула, требуя объяснений.
— Вот видишь, — Марина вытерла глаза. — Даже собака поняла: их драма — не наша больше.
Через год пришло письмо. Официальное, с гербовой печатью: тетя Люда оспаривала бабушкино наследство — старый сервиз, который годами пылился у Марины на антресолях.
— Хотят разделить, — Николай смял конверт в кулаке. — Наследство. Как будто мы не хоронили бабушку вдвоём, пока они «болели» на курортах.
Марина взяла сервиз в тот же вечер. Чашки с позолотой, блюдца с трещинками — всё это полетело в костёр, превращаясь в синие и зелёные огоньки.
— Пепел — лучший разделитель, — сказала она, наблюдая, как пламя слизывает последние осколки.
Весной они посадили яблоню. Там, где раньше стоял прокопченный мангал.
— Вырастет — будем пироги печь, — Николай утрамбовывал землю лопатой.
— Своими яблоками, — добавила Марина.
Когда пошёл первый дождь, они не побежали закрывать окна. Не спорили, кто поедет за роднёй на станцию. Не высчитывали, хватит ли мяса на всех.
Они просто сидели на крыльце, слушая, как дождь отмывает крышу от старого пепла.
А в семейном чате до сих пор пишут. Но Марина и Николай не читают. У них есть чат с Зиной. Там только три слова: «Мясо. Прогулка. Любовь». И этого достаточно.
