— Устала? — вскочила свекровь, глаза сверкая. — Я вам тут готовлю, стираю, внуков нянчила бы, если б они были!
— Может, тогда сходим, если ты освободишь хоть одну комнату! — резко сказала Анна, вставая. — Я устала ходить по углам, как моль. Ты не понимаешь, ты мешаешь мне жить.
— О! Наконец-то! — злобно улыбнулась свекровь. — Призналась, значит! Скажи сразу: либо я, либо отпуск. Либо я, либо ребёнок. Только забыла одну вещь, детка…
— Эта квартира — моя. Завещание на меня. Вы тут гости. И если кто-то мешает жить — так это ты, а не я.
Анна подошла к окну, поставила бокал.
— Хорошо, Ольга Павловна. Тогда я не гость. Я — съёмщик. Снимаю у вас уже два года свою жизнь. И знаете что? Больше платить не буду.
— Это как? — нахмурилась свекровь.
— Просто деньги с карточки не пойдут. И уж точно не на новые унитазы.
Максим осторожно встал:
— Аня, может, не надо? Ты чего…
— Максим, ты взрослый мужик. Решай: ты муж или сын. Муж — это опора. А сын — кошелёк на двух женщин.
— Ах, вот как запела, — хмыкнула Ольга Павловна. — Ну ладно, играй в независимость. Только когда вылетишь отсюда — не удивляйся. Внуков у тебя всё равно нет. Никто не удержит.
Анна взяла сумку, босиком прошла в спальню, молча собирала вещи.
Максим стоял в дверях, смотрел на неё, как на загадку.
— Ты куда? — тихо спросил он.
— Туда, где не нужно заслуживать право на воздух, — бросила она.
— Это временно? — робко.
Вот так живём, — подумала Анна, — будто снимаешь квартиру у своей же свекрови, только без права голоса. А внизу реклама: «Отпуск мечты — расслабься и забудь про проблемы!»
Ах, если бы она могла…
Анна сняла однушку на «Марьиной роще». Четвёртый этаж, в подъезде пахнет жареным луком и хлоркой, а соседи — это либо одинокие бабушки с карманами, полными сплетен, либо подозрительно молчаливые мужики с пакетами из «Дикси». Просыпалась она теперь в 6:30 без будильника — привычка ещё со студенчества. Но главное — больше не надо было тихо пробираться в ванную, чтобы не будить мадам свекровь. Можно было ходить хоть голой по квартире. Что она однажды и сделала. Просто потому, что могла.
Прошло три недели после того «разъезда», и Максим появился у неё с тортиком. Шоколадным — как она любит, хотя ни разу не говорила ему об этом. Просто когда-то он видел, как она съела половину торта, оставив себе головную боль.
— Я скучал, — сказал он, стоя в дверях, как студент, забывший зачетку и боящийся получить двойку.
— А мама? Не скучала? — Анна сквозь зубы, не пуская его дальше.
— Ну что ты сразу с ножом в спину… Я просто хотел поговорить, — Максим попытался смягчиться.
Анна отступила в сторону, жестом показывая: проходи, но без драмы.
Максим поставил торт на подоконник, оглядел их «шикарную» меблировку — стулья без спинок, столик из «ИКЕА» и коврик, который явно жил своей жизнью.
— Ты чё, как студентка живёшь? Где мебель?
— Мне много не надо, — пожала плечами Анна. — Без бабушкиной стенки обхожусь. Экономно, знаешь ли. С моей зарплаты теперь никто не тянет. Даже холодильник не пищит — только спасибо сказал.
Максим хмыкнул, будто ей в шутку сказала.
— Ань… Мамка просто возрастная, ей тяжело. Я между двух огней. Стараюсь…
— Максим, один вопрос, — перебила Анна, сжав зубы. — Почему, когда мы жили вместе, ты молчал, а когда я ушла — у тебя прорвало?
— Ну, ты же всё сделала без слов. Без скандалов, без «поговорим». Просто хлоп — и ушла. Я прихожу — а тебя нет.
Анна злилась. На себя, на него, на этот торт, что теперь вонял в комнате своей неуместной сладостью. И на квартиру, где впервые чувствовала себя хоть кем-то.