Но Юлия не сдавалась.
Она стала включать музыку по ночам. Детей отпускать по подъезду как вольных птиц. Вся эта история начала вонять так, будто мораль уехала, а совесть погибла в ДТП.
Алексей однажды вышел на балкон в одних трусах и закричал:
— Пусть Марина идёт в суд! Мы тут жить будем! Мы — как грибы! Нас не вытравить!
Сравнение с грибами было болезненно точным.
Марина больше не выдержала.
Когда Юлия в очередной раз включила музыку в два ночи и дети начали кататься на самокатах по коридору пятого этажа, Марина поняла: они хотят бой — они его получат. Причём не сопливую истерику с участием участкового, а выверенную, хладнокровную партию в шахматы. Где Юлия — пешка, а Алексей — сломанная ладья, которой только по лбу бить.
Утро понедельника началось с кофе. Чёрного, как душа той самой племянницы. Марина сидела на кухне с ноутбуком, телефоном и папкой документов. Андрей был рядом. Молчал. Но в глазах читалось: «Гори оно всё огнём, я с тобой до финала.»
— Заселяемся обратно? — спросил он, надеясь, что она шутит.
— Ага. Но не просто так. Я обзвонила всех соседей. У нас есть видео, заявления, подписи, доказательства, что Юля ведёт себя как дикая куница на спидах. Сегодня мы не просто возвращаем квартиру. Мы возвращаем себе достоинство.
— Ну, достоинство-то у нас и раньше было. Только без прописки.
Через два дня в квартиру въехала… Марина. Со всеми документами, чемоданом, подругой Снежаной — бывшей следачкой, которая даже моргала подозрительно — и собакой по кличке «Месть» (такса, но с харизмой алабая).
Когда Юлия открыла дверь и увидела Марину с чемоданом, она посмеялась:
— Ты чего, шутишь? Это уже дом нашей семьи!
— Нет, Юля. Это твой приют. Временный. Как ты и обещала. Только сроки давно вышли. Добро пожаловать в реальность, кисуля.
Марина прошла мимо. Снежана осталась у двери. Села на табурет и достала папку.
— Мы здесь жить. Соседствовать. Делить унитаз. Как ты хотела. Только теперь по-настоящему. И всё, что ты сделаешь — будет документироваться. Публично. Мы готовы.
В первую же ночь Юлия попыталась истерику:
— Ты не имеешь права! Я вызываю полицию!
— Вызывай, — спокойно кивнула Снежана. — У меня документы, ты — без прописки. Увидимся в участке. Ты ж любишь участки, я слышала?
Полиция приехала, посмотрела… и впервые встала на сторону Марины.
— Квартира принадлежит ей. Она здесь прописана. А вы, гражданочка, здесь — как на диване в ИКЕА. Удобно, но не надолго.
Через три дня началось давление. Юлия вышла в сеть. Инстаграм, посты, слёзы:
«Меня выгоняют. У меня дети. Родня оказалась жестокой. Помогите!»
Подписчики писали: «Держись, мы с тобой!» — даже не зная, что «держись» — это буквально, потому что Марина уже отключила горячую воду.
— Извините, — сказала она, — переподключаем бойлер. Надо как-то выживать в этом аду, правда?
Кульминацией стал день, когда Алексей попытался вломиться в комнату Марины с криками:
— Да сколько можно?! Ты нас довела!
Снежана выскочила из ванной с полотенцем на голове и телефоном в руке:
— Товарищ, у меня всё зафиксировано. Попытка взлома. А если ещё шаг — будет «превышение самообороны». Я давно не дралась. Но готова вспомнить.
Алексей попятился. Упал. Заплакал. Заплакал, Карл! А ведь ещё месяц назад пытался выставить себя альфой. А теперь — груша для психологического спарринга.
Марина проснулась в субботу, подошла к двери и увидела записку.
«Мы съехали. Пусть вам хорошо живётся в своей дыре. Юлия.»
На полу лежали ключи. Без слов. Без криков.
— Ты победила. Ты ведь понимаешь это?
— Нет. Я просто напомнила им, что добро — не бесплатный сервис. И что терпение, когда его долго рвут — потом шьёт очень острые платья для мести.
Они остались в квартире ещё неделю. Протёрли. Промыли. Восстановили. Перекрасили стены. Сменили замки. И сдали её новому жильцу — одинокому айтишнику, который пообещал, что «будет тихим, как VPN в Беларуси».
Марина и Андрей уехали домой.
— Нам бы на дачу, — сказал он. — Нет, дача — слишком близко. Хочу на край света. Где ни одной Юли и ни одного Алексея. Где я могу быть собой, без родни, без чужих проблем. Где я могу просто дышать.
Он кивнул. — Я с тобой. Если ты — туда, то и я туда.
Финал. Сильный. Твёрдый. Без соплей.
Марина больше не делала одолжений из жалости. Не принимала гостей без даты выезда. Не слушала сказки про детей и тяжёлую жизнь. Она просто жила. В своей жизни. По своим правилам.
