Марина не кричала. Она вообще редко повышала голос, особенно в последнее время, когда голос уже и так дрожал — от усталости, от бессилия, от накопившегося где-то под рёбрами раздражения, которое никак не выдохнется.
— Ты понимаешь, что это мои первые выходные за два месяца?.. — произнесла она тихо, будто не ему, а себе, в пол, и только потом подняла глаза. — Я каждый день до одиннадцати вечера на работе. А ты мне говоришь, что я не могу просто отдохнуть?..
Андрей лежал на диване в старой, вытянутой на локтях футболке. Телефон в руках, глаза в экран. Его любимая поза для размышлений. Или для того, чтобы от них сбежать.
— Ну и что?.. — пробурчал. — Один вечер. Родители зайдут, поужинаем, и всё...
Марина стояла в центре комнаты. Маленькая, съёмная, с жёлтыми обоями и облезлым плинтусом, эта квартира давно казалась ей похожей на коробку, в которую они вдвоём упаковали свою несчастную молодость.
— Один вечер?.. — переспросила она. — Ты серьёзно сейчас? За три часа я должна всё приготовить, всё убрать, всех обслужить, а потом ещё и посуду перемыть? До ночи?
Андрей не отвечал. Он вообще всегда ждал, пока буря сама утихнет.
— Не преувеличивай, — бросил, как кость. — Мама салат принесёт.
Марина тихо рассмеялась. Но смех вышел какой-то колючий, пустой, как снег в апреле.
— Твоя мама?.. За пять лет она не принесла даже спичек. Она приходит, как клиент в столовую. Садится и ждёт, когда ей меню подадут. А потом ещё и обзоры пишет, как критик ресторанный...
Андрей наконец оторвался от экрана. Взгляд его был усталым, но не от сострадания. Скорее от того, что всё это надоело.
— Это мои родители, Марина. Они в гости приходят. Это нормально.
Марина села. Не то чтобы хотела — ноги сами подвели её к креслу. Она не плакала, она просто больше не могла стоять.
— В гости?.. — повторила. — Гости, Андрей, предупреждают. Гости не требуют три блюда и не обсуждают солёность супа. Гости не говорят, что у хозяйки руки из... не оттуда.
— Ты драматизируешь, — сказал он. — Они просто хотят провести время с семьёй. (продолжение в статье)
— Алло, Юля? — услышала она незнакомый мужской голос. — Да. — Вы меня не знаете. Я — сосед Петра... — Чей сосед? — не поняла Юля. — Говорите громче. Плохо слышно. — Петра. — Какого Петра? — Вашего бывшего мужа. Он сам говорить не может. Потому что с ним случилось несчастье. Вы не могли бы подъехать к нему?
***
Пётр и предположить не мог, что на сорок первом году своей жизни окажется в столь непростой ситуации.
«Скверное дело, — думал он. — С работы я уже давно уволился. И с тех пор нигде не работал. Поэтому работать, можно сказать, я уже разучился. А деньги, какие были, все истратил. За квартиру платить нечем, еды купить не на что. Как жить дальше? Ума не приложу». Последние года полтора, он над таким вопросом не задумывался. Потому что весело жил на деньги, доставшиеся ему в наследство от мамы. Именно тогда, когда мамы не стало, Пётр и уволился с работы. «Зачем мне теперь работать? — думал он, вступая в наследство. — Маминых денег мне надолго хватит». Хватило ровно на полтора года. И настал тот самый день, когда на кухне шаром покати. Соли и той не было. А на столе пачка неоплаченных квитанций за квартиру. «Как же это так? — думал он воскресным днём, оставаясь в постели. — Ещё недавно я был богатым человеком. В моём распоряжении был почти миллион рублей. И вот на тебе. Ничего не осталось. Хоть вообще с постели не вставай». Пётр повернулся на другой бок. В голову полезли мысли насчёт работы. Но Пётр их быстро отогнал. «Дурное дело — не хитрое, — думал он. — Работать любой сможет. Ты вот попробуй, не работая, прожить. А иначе, для чего у тебя голова на плечах». Усилием воли Пётр отогнал от себя мысли о работе, которые он и называл глупыми. И как только сознание очистилось, так сразу Пётр и вспомнил о Юле. «Чего же это я лежу-то! — подумал он, выпрыгивая из постели. — У меня ведь бывшая жена есть. Юля! Как я мог о ней забыть!»
Они расстались семь лет назад.
И с тех пор Пётр ни разу не поинтересовался, как живёт его бывшая жена. Сразу после развода Пётр и думать перестал о Юле. И вот сейчас вспомнил. «Я знаю, — думал он, натягивая штаны и рубашку, — что она очень добрая и отзывчивая женщина. А поскольку люди не меняются, стало быть, она по-прежнему готова помочь любому, кто в беде и просит её об этом». Хорошее настроение снова вернулось к Петру. «Прикинусь беспомощным, — рассуждал он. — Попрошу помощи. Юлька не откажет. Надо только сразу решить, что именно я хочу от неё. Жадничать не буду. Ничего лишнего. Всё зависит от того, что она имеет. Но прежде необходимо подготовиться. Придать себе соответствующий моему тяжёлому положению вид». (продолжение в статье)
— Антон, где твоя совесть? — кричала я, — ты почему не общаешься с ребенком? Ты разве не понимаешь, что над нашим сыном смеются? Его называют безотцовщиной! Сын страдает, места себе не находит. Ты после развода ни разу его не видел, зато предпочел во второй раз жениться! Прекрати издеваться над ребенком!
Жаркое солнце било в глаза, заставляя щуриться. Я поправила сползающие на нос очки и отпила глоток холодного лимонада. Пляж гудел, словно пчелиный улей: детские крики, смех, плеск волн, приглушенные разговоры — все это смешивалось в один непрерывный шум. Я сидела под большим зонтом, пытаясь читать, но мысли упорно возвращались в прошлое. В то прошлое, которое началось так радостно и беззаботно, а закончилось… Закончилось именно так, как закончилось. А ведь поначалу все казалось идеальным. Романтика, красивые ухаживания, страсть… Антон умел очаровывать. Он был полон энергии, идей, планов, он казался мне таким сильным, таким… непохожим на других. Наверное, именно это и привлекло меня. Я, тихая, домашняя девочка, влюбилась в голубоглазого бунтаря, в человека, живущего одним днем. — Ир, ну чего ты опять киснешь? — раздался знакомый голос. Я вздрогнула и подняла голову. Передо мной стояла моя подруга Ленка. — Да так, — отмахнулась я, — просто задумалась. — О ком? — Лена прищурилась, — неужели опять об Антоне? Ира, ну сколько можно? Вы развелись уже сто лет назад! — Знаю, — вздохнула я, — просто… навеяло. Вспомнила, как мы познакомились. — О, это была феерия! — Лена закатила глаза, — он же тебе серенады под окном пел! — Пел, — усмехнулась я, — только серенады быстро закончились. А потом начались… другие песни. Лена села рядом и взяла мою руку. — Рассказывай. Что на этот раз тебя мучает? Я тут же вспомнила нашу свадьбу. Небольшой ресторан, самые близкие друзья и родственники. Антон был в белом костюме, сиял, как начищенный самовар. Он клялся мне в вечной любви, обещал носить на руках. А я верила каждому его слову. Уже через несколько месяцев после свадьбы я начала замечать, что Антон перестал проводить вечера дома. То у него срочная работа, то встреча с друзьями, то еще что-то. Я оставалась одна, убирала квартиру, готовила ужин, ждала его. А он возвращался поздно, уставший, раздраженный. — Антон, где ты был? — спрашивала я. — Не твое дело, — огрызался он, — я устал, дай мне отдохнуть. Потом родился Сашка. Я думала, что ребенок нас сблизит. Но стало только хуже. Антон не хотел возиться с ребенком, он считал, что это женское дело. Он говорил, что ему нужно время, чтобы привыкнуть к новой роли отца, но время шло, а ничего не менялось. — Антон, — говорила я ему однажды ночью, когда Саша никак не мог уснуть, — помоги мне, пожалуйста. Я совсем вымоталась. — Ира, я спать хочу, — ворчал он, — сама разбирайся. Я помню, как я тогда плакала. Сидела в детской, качала Сашу на руках и плакала. Мне так обидно было! Я что, не человек, что ли? Я разве элементарного отдыха не заслуживаю? — Ир, — услышала я голос Лены, — ты опять ушла в себя. Я вздрогнула и посмотрела на нее. — Прости, — сказала я, — задумалась. — Не надо извиняться, — ответила Лена, — просто постарайся отпустить прошлое. Ты заслуживаешь счастья. — Знаю, — вздохнула я, — но это так сложно… Я снова посмотрела на море. Солнце уже начало клониться к закату. Небо окрасилось в розовые и оранжевые тона. Красиво. Но даже эта красота не могла заглушить боль в моей душе. Воспоминания опять меня захлестнули с головой…
Когда Саше было около двух лет, я решилась на серьезный разговор с Антоном. Я знала, что так больше продолжаться не может. Я устала от его равнодушия, от его постоянных отговорок и от его отсутствия в нашей жизни. — Антош, — сказала я, когда он вернулся с работы, — нам нужно поговорить. — О чем? — спросил он, плюхаясь на диван с телефоном. — О нас, — ответила я. Он вздохнул и отложил телефон. — Ира, я устал, — сказал он, — давай поговорим завтра. — Нет, Антон, — возразила я, — хватит оттягивать этот момент! Ты меня выслушаешь. Сейчас же! Антон скривился. — Ну, вещай, — недовольно буркнул он, — мне даже интересно стало послушать, что ты там опять выдумала! — Я хочу услышать, что ты любишь нас, — ответила я, — что ты хочешь быть с нами. Антон, ты ведешь себя так, как будто у тебя нет семьи! Вообще! Муж молчал. — Антон, — повторила я, — скажи мне хоть что-нибудь. — Ир, — наконец сказал он, — я не знаю, что тебе сказать. Ты чего из всего трагедию устраиваешь? Я работаю, у меня нет времени на все эти сопли?9 Я почувствовала, как у меня подкосились ноги. Я села на стул. — Что ты имеешь в виду? — спросила я. — Я имею в виду, — ответил он, — что я, наверное, не создан для семьи. В тот момент мир для меня рухнул. Я поняла, что все мои надежды, все мои мечты разбились вдребезги. (продолжение в статье)