– Нам хватает, – коротко ответила Катя, чувствуя, как щёки горят.
– Ну, это пока, – тётя Нина подхватила тон свекрови. – А если гостей много будет? Надо просторнее всё делать, для семьи!
Катя сжала кулаки. Для семьи? Это её дом! Её с Димой! Почему она должна подстраиваться под чужие планы?
За чаем напряжение только нарастало. Маша пролила сок на скатерть, Ваня уронил пирог на пол, а Светлана Ивановна продолжала раздавать «советы» – от того, как правильно красить забор, до того, где лучше поставить баню. Катя молчала, но внутри всё кипело. Она ловила взгляд Димы, но он только пожимал плечами, словно говоря: «Ну что я могу сделать?»
К вечеру Катя не выдержала. Она ушла на речку, оставив гостей в доме. Села на старый деревянный мостик, где они с Димой когда-то ловили рыбу, и уставилась на воду. Речка журчала, отражая закатное небо, и этот звук немного успокаивал. Но обида не уходила. Почему Дима не остановил их? Почему не сказал, что это их место, их правила?
Она вспомнила, как бабушка учила её стоять за своё. «Катюша, – говорила она, – если не будешь защищать то, что тебе дорого, никто за тебя это не сделает». Тогда Катя была маленькой и не понимала, как это – защищать. А теперь понимала слишком хорошо.
Вернувшись в дом, она застала картину, от которой чуть не задохнулась. Тётя Нина копалась в шкафу на веранде, вытаскивая старые пледы.
– Что вы делаете? – Катя замерла в дверях.
– Ой, Катюш, – тётя Нина даже не обернулась. – Тут такие пыльные тряпки, надо бы постирать. А то гости приедут, а у вас бардак.
– Это не тряпки, – Катя шагнула вперёд, выхватывая плед из её рук. – Это бабушкины вещи. И гости тут не приедут.
– Катя! – Светлана Ивановна появилась в дверях, её голос был строгим. – Что за тон? Мы же помочь хотим!
– Помочь? – Катя почувствовала, как слёзы подступают, но не дала им вырваться. – Вы не помогаете. Вы просто берёте то, что вам не принадлежит. Это мой дом. Мой и Димин. И я не хочу, чтобы вы сюда приезжали без спроса.
В доме стало тихо. Маша и Ваня замерли, даже Лёша оторвался от сигареты. Дима стоял в углу, его лицо было белым, как мел.
– Катя, – начала Светлана Ивановна, но Катя перебила.
– Нет. Хватит. Я устала чувствовать себя чужой в своём доме. Если вы хотите приезжать, спрашивайте. А если не можете, то вообще не приезжайте.
Она повернулась и вышла на улицу, не в силах больше терпеть. Сердце колотилось, руки дрожали. Она знала, что перешла черту. Но отступать было некуда.
Дима догнал её у речки. Он выглядел растерянным, его тёмные волосы растрепались от ветра.
– Кать, ты чего? – он остановился рядом, тяжело дыша. – Зачем ты так с мамой? С тётей? Они же обиделись.
– Обиделись? – Катя резко повернулась к нему. – А я? Мне не обидно, Дим? Я каждый день слышу, как они критикуют наш дом, лезут в наши вещи, решают за нас! А ты молчишь!
– Я не молчу, – он повысил голос. – Я пытаюсь всех примирить!
– Примирить? – она горько рассмеялась. – Ты просто сдаёшься. Ты не можешь сказать «нет» своей маме, своей тёте, своему брату. А я не могу больше это терпеть.
Дима смотрел на неё, и в его глазах было что-то новое – не только вина, но и понимание. Он шагнул ближе.
– Кать, я не хочу, чтобы ты так себя чувствовала. Правда. Я просто… не знаю, как их остановить, не обидев.
– А меня обидеть можно? – тихо спросила она. – Дим, если ты сейчас не выберешь, на чьей ты стороне, это всё разрушит. Не только дачу. Нас.
Он замер, словно её слова ударили его. Потом медленно кивнул.
– Хорошо. Я поговорю с ними. По-настоящему.
Катя посмотрела на него, не зная, верить ли. Но в его голосе было что-то твёрдое, чего она раньше не слышала.
На следующее утро родственники уехали. Светлана Ивановна была холодно-вежливой, тётя Нина бурчала что-то про «негостеприимство», а дети просто уткнулись в телефоны. Катя стояла на крыльце, глядя, как их машина исчезает за поворотом. Дима вышел к ней, держа в руках две кружки с кофе.
– Они уехали, – сказал он тихо. – Я сказал, что мы не готовы принимать гостей. И что это наш дом.
Катя повернулась к нему, её сердце дрогнуло.
– Правда? – она боялась поверить.
– Правда, – он протянул ей кружку. – Мама, конечно, ворчала, но я был твёрд. Сказал, что мы сами будем решать, кого и когда звать.
Катя взяла кофе, чувствуя, как тепло кружки согревает ладони.
– И как они отреагировали?
– Тётя Нина сказала, что мы «зажрались», – Дима усмехнулся. – А мама… она просто молчала. Думаю, до неё дошло.
Катя посмотрела на реку, где утренний туман стелился над водой. Впервые за долгое время она почувствовала, что может дышать свободно.
– Спасибо, – тихо сказала она. – Я знаю, как тебе тяжело с ними спорить.
– Тяжело, – признался он. – Но ты права. Это наш дом. И я не хочу, чтобы ты чувствовала себя в нём чужой.
Они сели на качели, и скрип дерева смешался с журчанием реки. Катя положила голову ему на плечо, чувствуя, как напряжение отпускает.
– Думаешь, они ещё будут пытаться? – спросила она.
– Может быть, – Дима пожал плечами. – Но теперь я знаю, что сказать. И я не дам им переступить через нас.
Катя улыбнулась, глядя на дом. Их дом. С белыми занавесками, с камином, с качелями, которые скрипят под их весом. Это было их убежище, их мечта. И теперь она знала, что Дима будет стоять за неё.
