Марина Селиванова закрыла вкладку с медиапланом и выдохнула. В полупрозрачном отражении экрана на секунду увидела себя: прямые плечи, тёмные волосы, собранные в гладкий хвост, чёткий овал лица с усталым, но сосредоточенным выражением. Было уже поздно, но уходить не хотелось — за спиной пустой офис, перед ней — финальные цифры квартального отчёта, а внутри… гул, будто что-то важное зависло в воздухе. Всё решается сейчас.
До конца недели оставалось два дня. Марина готовила крупнейшую сделку в своей карьере — рекламный контракт с корпорацией «Вектор». Он мог не только укрепить позиции медиагруппы «Грант» на рынке, но и продвинуть её саму вверх по карьерной лестнице. Прежний начальник, Рудольф Альбертович, собирался переезжать в Дубай. — Марин, не упусти момент, — сказал он на прощальной планёрке. — Если всё выгорит — ты следующая.
Марина знала: она справится. Дело было не в компетентности — с этим у неё всё в порядке. Главное — тишина, в которой можно думать, принимать решения, дожимать контрагента. Но тишина, как обычно, не наступала.
Телефон завибрировал в четвёртый раз за последние двадцать минут. Она даже не смотрела — знала, кто это.
Тамара Викторовна. Мать.
Марина сжала пальцы на мышке и сглотнула.
Первый звонок — про соседку, которая «опять стучит по батареям». Второй — жалоба на давление. Третий — «Алексей снова не приезжает, ты бы совестью его пристыдила». Сейчас, скорее всего, — новая причина для беспокойства.
Марина подняла трубку, молча приложила её к уху.
— Мариш, у меня на руке какая-то сыпь. Может, это аллергия? Или сердце шалит. Посмотри, я тебе фото отправила. — Мам, я на работе, — с трудом сдержала раздражение. — Не могу сейчас. — Да ты только глянь, у тебя ж там интернет есть. И вообще, я же не ради себя — я волнуюсь. У Алексея вчера тоже руки чесались. Может, это общее что-то? — Мама, пожалуйста. Мне правда некогда.
Она отключила вызов, не дожидаясь ответа. Сразу же пришла СМС: «Ну всё, ты уже как чужая. Алексей бы точно так не поступил».
Марина откинулась на спинку кресла. Взгляд скользнул по фотографиям на доске перед ней — командные поездки, награды, улыбающиеся коллеги. Ни одного снимка из дома. Ни одной фотографии с матерью или братом.
В последнее время она всё чаще ловила себя на этом ощущении: будто живёт в двух реальностях. В одной — профессионал, уважаемая, уверенная. В другой — всё та же девочка с дежурным «будь добра», которая обязана выслушивать, спасать, отправлять деньги, не перечить. И эта вторая реальность продолжала стучаться в её жизнь с навязчивым требованием: «Ты должна».
Но кто вообще сказал, что должна?
Марина взглянула на часы — почти десять. Всё, пора домой. Иначе Павел снова скажет, что она живёт в офисе. Она выключила монитор, аккуратно сложила бумаги в папку и на ходу накинула пальто. Лифт неспешно скользил вниз, отражая её в зеркальных стенках.
Почему-то именно в такие поздние, пустые вечера чаще всего и накатывало. Не от усталости — нет. А от глухого, плотного чувства внутри: будто вся её карьера, успехи, победы — не просто результат труда, а вызов. Всё — вопреки. Назло. Как будто она до сих пор что-то доказывает. Кому? Там, в прошлом, это было очевидно.
Когда Марине исполнилось три, отец ушёл. «В другой город», — сказала мама. А Лёше, брату, было десять. Он всё понял. С того момента в доме словно установили новую ось — Алексей.
Тамара Викторовна жила им, дышала им. Ему доставалось всё лучшее: свежие яблоки, яркие куртки, кружки футбола и шахмат. А Марина… Марина должна была не мешать.
— Подожди, не сейчас, Лёша устал. — Ну ты ж девочка, тебе не обязательно на танцы. Лучше помоги по дому.