— Ты почему арендаторам сказал, что мы съезжаем?
Он оторвался от телефона, притворно потянулся.
— А, это… Там мама звонила. Говорит, нашлась возможность купить домик в Геленджике. Надо быстро решить, пока не ушёл. Я просто съездил, уточнил.
— Уточнил? — Марина села на край дивана. — Ты пошёл обсуждать продажу моей кондитерской, не спросив меня?
Алексей замялся. Сунул телефон под подушку, встал.
— Ну что ты сразу заводишься? Это всего лишь идея! Там море, тепло, для мамы — то, что доктор прописал.
— А я? Мне кто-нибудь что-нибудь прописал?
— Марин, ну что ты как маленькая. У тебя всё получится. Захочешь — ещё одну откроешь. Деньги ведь будут.
— Да ты с ума сошёл, — тихо сказала она. — Я пять лет в этом месте. Люди идут ко мне, а не в новое здание с нуля. Аренду выбила по льготе, ремонт делала ночами. И ты просто хочешь это продать, чтобы купить твоей маме дачу?!
— Это не просто «дача», Марина! Это — решение! У нас долги, у нас квартира в ипотеке. У тебя — доход. У меня — мама. Она уже не молодая! Она хочет тишины, нормальной жизни, у моря! Она тебя как родную считает, а ты — как чужая!
— Я ей чужая. Очень чужая, Алексей. И тебе, видимо, тоже.
Он схватил пульт и выключил телевизор с такой силой, что чуть не сломал кнопку.
— Слушай, хватит уже! У тебя бизнес, у неё давление! Ты вечно только про себя! Ты не слышишь ни меня, ни её!
— Я слышу. Слышу, что вы оба хотите залезть в мою жизнь, отрезать от неё всё, что мне дорого, и сдать в аренду. А я, видишь ли, должна радостно махать флажком и варить вам борщ.
— А ты не дави. Я ничего продавать не буду. И вообще…
Она посмотрела на него. Тот стоял, сутулясь, с покрасневшим лицом. Его руки нервно тёрли бёдра. Он боялся. Но не потерять жену. Он боялся объяснять это маме.
— Ты что — уходишь? — голос у него дрогнул.
Марина наклонилась и медленно сказала:
— Я — не ухожу. Я — выхожу из этой комедии.
Вечером Марина собрала вещи. Тихо, не громыхая молниями чемоданов, не хлопая дверями. Просто паковала, как будто собирается в командировку. Только вместо деловых костюмов — любимая толстовка и мамины фото, давно спрятанные в ящик.
На кухне Нина Михайловна мыла чашки и пела что-то себе под нос. Потом вдруг повернулась:
— Ой, ты куда это собралась-то?
— Поживу пока у подруги. На месяц. Мне надо подумать.
— А, значит, нас бросила, да? Всё! Мужа, семью, обязанности — и в кусты? Вот и видно, какая ты, Марина.
— Эгоистка! Женщина должна быть с мужем в трудную минуту. А ты сбегаешь.
— Знаете, Нина Михайловна, — она застегнула молнию на сумке, — женщина должна быть с мужем, когда он с ней. А не с вами на шее.
Старая вжалась в стул.
— Ах вот как? Да я ради него…
— Да вы ради себя всё делаете. Вам не сын нужен — вам управляемая семья нужна. Чтобы по свистку вставали, по щелчку целовали руки. А я не ваша девочка.
И она вышла. Не хлопнув дверью. Спокойно, почти величественно. А внутри — всё дрожало. Ноги ватные, руки трясутся. Но было уже не страшно.
У Лены она поселилась в комнате, где раньше жила дочка, теперь — пусто. Стены розовые, шкаф с единорогами и запах лаков для ногтей.
— Тебе будет уютно, — Лена поставила чай на тумбочку. — Вон, в шкафу плед. Только не молчи, ладно? Рассказывай. Это ж как сериал.
Марина впервые за день улыбнулась.
— Сериал, да. Только я без грима. В главной роли — дура, которая всё стерпела.
— Да ты не дура. Просто… просто не вовремя стала умной. Но лучше поздно, чем в Геленджике.
Они засмеялись. Смех был нервный, но живой. Живее, чем вся её семейная жизнь за последние два года.
Поздно ночью пришла СМС от Алексея:
«Я не понимаю, зачем ты всё так усложняешь. Мы могли бы договориться. Мама плачет. Вернись.»
Марина перечитала раз пять. Потом просто удалила. Без ответа. Без сожаления.
За окном дождь шёл полосами, по стеклу скатывались капли — как воспоминания, которые уже не остановить, но можно не пускать обратно в дом.
Марина не вернулась. Ни через день, ни через неделю. Даже когда уволилась продавщица, даже когда накрылся бойлер в кафе, даже когда ей позвонил сам владелец помещения и вкрадчиво поинтересовался: «А вы точно продолжаете работать, или мы ищем других арендаторов?» — она всё равно не пошла домой.
