— Зачем тебе такое дорогое жильё? Купи квартиру поскромнее, а разницу нам отдай, — выдала Людмила Степановна в самый момент, когда Наталья решила впервые за месяц позволить себе тишину и чай с лимоном.
Наталья поставила чашку на стол, не донеся до губ. Промолчала. В голове быстро пробежали слова, за которые дают по шапке в приличном обществе и не пускают в храм.
— Ты это сейчас серьёзно, Людмила Степановна? — переспросила она, глядя в лицо свекрови. Та, между прочим, сидела в Натальиной же кухне, в Натальиной же квартире, купленной после развода, и ела Натальину же буженину. Взяла толстый кусок, щедро намазала хреном и даже не поперхнулась. Заслуживает уважения. Или дурку.
— А что тут такого? — пожала плечами свекровь, как будто обсуждала покупку стирального порошка. — Ты ж одна. Ну развелась — и радуйся. Без детей, без забот. У тебя три комнаты! А у Виктора, ты сама знаешь, двое. Трое, если считать их кошку. У неё аллергия на шерсть, но она любит страдать. А у них двушка. Давятся. Люди как селёдки. И ты тут с паркетом, с балконом…
— Слышите, — Наталья подалась вперёд и голос у неё стал таким ровным, каким обычно объявляют посадку на самолёт в другой конец света. — Я купила эту квартиру за свои. После развода. Кровь с носа. Три года экономила. Даже на сапоги с мехом. В -20 шла в аптеку за «Фервексом», потому что обули меня не только морозы, но и бывший. Это моя квартира.
— Вот именно! — оживилась свекровь, не почувствовав подвоха. — Умная, взрослая. Пора и помочь ближним. Виктор всё же тебе как… ну почти родной. Ты же его любила, когда с моим Сашей встречалась.
— Сашу, к слову, теперь любовницей зовут Таня. Или Катя, — склонила голову Наталья. — Точную цифру потеряли, как и ваше чувство такта.
— Не перегибай, Наташа, — свекровь надломила хлеб и сунула в рот. — Я просто предложила. Купи себе что-то скромное. Ну студию, например. А эти метры отдай ребятам. Мы всё оформим. Они тебе потом и спасибо скажут.
— Да, только спасибо мне будет негде повесить, — Наталья встала. — Мне сорок пять, я одна, без мужа, без детей. Эта квартира — мой фронт. Моя броня. И я её менять на чью-то ипотечную безнадёгу не собираюсь.
— Тебе же никто не угрожает, — фыркнула свекровь. — Просто подумай. А вдруг тебе завтра кто-то встретится? Молодой, горячий. Он не захочет жить в бабушкиной трёшке.
— Он не захочет жить с бывшей свекровью в комнате на двоих, если я эту трёшку отдам, — выдохнула Наталья. — А где, простите, ваш сынок? Почему вы не у него на кухне рассуждаете о переселении народов?
— У них ремонт, — Людмила Степановна подняла глаза к потолку, как будто там был потолочный ангел, который подтвердит её мученичество. — Пыль. Внуки чихают. Маша нервничает.
— А Наталья у нас с нулевой аллергией и железной психикой? — Наталья снова села, медленно, будто кость в горле. — Давайте-ка договоримся: вы уезжаете завтра. Нет — я вызываю такси.
