«Ты — человек, у которого есть хребет» — написала Людмила Степановна в прощальном письме, оставив Наталье надежду и тепло общей любви

Долгое молчание наконец оказалось полной жизнью, которой обе ждали.
Истории

— Лучше поздно, чем когда я на сороковины буду пирожки на похороны печь. — Наталья усмехнулась, но не ехидно, а по-человечески. — Простите. Неудачный юмор.

— Ты шути, ты шути, — всхлипнула свекровь. — Только я не к Виктору поехала. А к тебе. Не потому, что ремонт у них. А потому, что я его жену терпеть не могу. Она… ну такая, Наташ… вся напоказ. Ваша пара была настоящей.

— Да была. Только кончилась. Срок годности вышел, — вздохнула Наталья. — Вы хотите здесь остаться? Я не против.

— Я не клянчить. Я по-честному. Как есть. Хочу пожить по-настоящему. Не суетиться, не командовать. А просто быть. Если можно — рядом с тобой.

— У меня диван удобный. Ортопедический. — Наталья встала, прошлась по кухне. — Только условия у меня жёсткие.

— Какие? — вскинулась Людмила Степановна, как школьница.

— Не лезть в мою жизнь, не открывать рот про «отдай квартиру», и не будить меня до восьми.

— По рукам, — всхлипнула свекровь. — Я даже готова готовить тебе завтраки.

— Только не манку. И без ваших прибауток: «раньше ела — и ничего». Я взрослая. У меня желудок, как у министра экономики — всё плохо, но внешне стабильно.

И они засмеялись. Впервые за всё время.

Через неделю Людмила Степановна сдала анализы повторно — и диагноз подтвердился. Без шансов. Но вместо того чтобы завести трагичную мимику и лечь в постель до последнего часа, она вдруг начала жить как будто у неё впереди было не шесть месяцев, а шестьдесят лет.

Покупала себе серьги — «на случай вечера». Завела себе ТикТок с рецептами из 70-х. Подписалась на фитнес-блог «пенсионерки без тормозов». Наталья пару раз подловила её в ванной с огурцами на лице и фразой: «Если я умру, пусть с минимальными морщинами».

— Вы что, с ума сошли? — Наталья как-то не выдержала. — У вас четвёртая стадия, а вы тут огурцами мазюкаетесь!

— А мне что теперь — сидеть и умирать с кислой физиономией? — пожала плечами Людмила Степановна. — Пока могу — хочу быть живой.

— Да вы и в гроб ляжете с шуткой. Только ещё и всех с собой утянете, чтобы не скучно было, — пробормотала Наталья.

А потом они даже стали вместе смотреть кино. Как-то в пятницу смотрели старый «Любовь и голуби», ели мороженое, и вдруг Людмила сказала:

— А ведь ты Виктора не разлюбила. Я же вижу. Просто устала бороться. А он — дурак. Сказал бы слово — ты бы снова поверила.

— Было бы за что. — Наталья отвернулась. — У него жена. Дети. Быт.

— Быт — это не жизнь. Это просто грязная посуда между моментами счастья, — пробормотала свекровь. — Я это поняла, когда впервые в жизни села у тебя на балконе и просто молчала. А до этого всё жужжала и жужжала. Куда-то, зачем-то. Как муха в банке.

Всё изменилось в один день. Виктор, случайно забредя к матери «просто проведать», увидел, как та в халате, с маской на лице, раздаёт Наталье советы по любви.

— Мам, ты тут живёшь?

— А ты что, глаз открыл? — прищурилась свекровь. — Ну да, живу. И меня тут кормят, поят, не просят «не сиди в телефоне за столом».

— Почему не ко мне? У нас же семья…

— У вас — ипотека, Вика. А у Наташи — душа.

Продолжение статьи

Мини ЗэРидСтори