— Не извиняйтесь, — устало сказала Настя. — Вы тут ни при чём.
— Нет, при чём! — Валентина Николаевна придвинула стул, села рядом. — Я ведь тогда подыгрывала ей, думала, так проще будет комнату снять. А теперь вижу: она же вас с мужем со свету сживает.
— Ты знаешь, что она твои вещи перебирает, когда тебя нет? И по телефону твоему лазит, если забудешь? А деньги, которые сын ей даёт, она не на хозяйство тратит — копит. Хочет квартиру-студию купить, чтобы сдавать.
Настя почувствовала, как к горлу подступает тошнота.
— Да она же хвастается! — Валентина Николаевна всплеснула руками. — Говорит: сын не ценит, сколько она для него сделала. Вот накоплю, куплю квартиру — будет знать. А невестка, мол, только мешает.
В этот момент что-то изменилось. Настя вдруг почувствовала удивительную лёгкость. Всё встало на свои места.
— Спасибо, — она улыбнулась Валентине Николаевне. — Вы мне очень помогли.
Вечером она позвонила Андрею: — Нам нужно поговорить. Серьёзно поговорить.
Они встретились в том же сквере. Андрей пришёл какой-то потерянный, осунувшийся. Сел рядом, достал сигарету — он не курил уже несколько лет.
— Я проверил её телефон, — сказал он, не глядя на Настю. — Нашёл переписку с риэлтором. Она действительно копит на квартиру.
Настя молчала. Андрей затянулся, закашлялся.
— Знаешь, что самое страшное? Я ведь всегда знал. Где-то внутри знал, что она манипулирует. Просто… проще было не замечать.
— И что теперь? — тихо спросила Настя.
Андрей наконец повернулся к ней: — Я нашёл нам квартиру. В соседнем районе, недалеко от твоей работы. Двушка, с ремонтом. Можем снять со следующего месяца.
Настя почувствовала, как предательски задрожали губы.
— Мама? — он горько усмехнулся. — Знаешь, я тут много думал. О том, что любовь — это не когда душишь, а когда даёшь дышать. Мама никогда этого не понимала. Или не хотела понять.
Он взял Настю за руку: — Прости меня. За всё прости. За то, что не видел, не защищал, позволял ей… — голос его дрогнул.
Настя прижалась к его плечу. Они долго сидели молча, глядя, как в сгущающихся сумерках зажигаются окна домов.
Переезд был тяжёлым. Тамара Львовна кричала, плакала, угрожала отречься от сына. Потом слегла с давлением, вызвала скорую. Андрей держался.
— Мама, — сказал он ей. — Я буду приходить. Буду помогать деньгами — меньше, чем раньше, но буду. Но жить мы будем отдельно.
Валентина Николаевна неожиданно осталась — теперь она снимала их бывшую комнату.
— Присмотрю за ней, — подмигнула она Насте. — А то совсем с катушек слетит.
