— О доме, — сказала Аня, будто это было очевидно. — Мы думаем, тебе тяжело справляться одной. Дом большой, требует ухода. Мы можем помочь. Купим его у тебя по рыночной цене.
Я смотрела на них, как на пришельцев.
— Это дом моего отца. Я здесь живу. Я его наследница. Я не продаю.
— Ну, знаешь, — вмешался Артём, — наследство — это не всегда так просто. Особенно если есть другие претенденты.
— Какие ещё претенденты? — Я почувствовала, как в животе сжалось.
— Ну, — он улыбнулся, — у меня с тобой был брак. Я жил здесь пять лет. Я вкладывал деньги в ремонт. Может, я тоже имею право?
Я рассмеялась. Горько.
— Ты вкладывал? Ты разбил окно в пьяной драке и ушёл, не заплатив за стекольщика. Ты снял счётчики и продал их за деньги на выпивку. Ты **ничего** не вкладывал.
— Это твоя версия, — сказал он холодно. — А в суде будут другие доказательства.
Но это был только **начало**.
На следующий день пришёл официальный запрос — от нотариуса. Оказывается, Артём **подал заявление** на пересмотр наследства. Утверждал, что отец **обещал** ему долю в доме за «моральную поддержку семьи в трудные времена». Приложил какие-то расписки, подписанные отцом, но явно подделанные — почерк был не тот. И ещё — свидетельские показания соседки, которая утверждала, что слышала, как отец говорил: «Артём — как сын мне».
Но хуже всего было то, что **Аня** — его новая жена — начала ходить по соседям, рассказывать, что я «не справляюсь», что «пью», что «запустила дом», что «отец страдал из-за меня». Люди начали коситься. Кто-то перестал здороваться.
Я поняла: это не просто попытка отобрать дом. Это **война**. Они хотят уничтожить мою репутацию, чтобы потом легко выиграть суд.
Я пошла к юристу. Девушка, молодая, но умная. Посмотрела документы.
— У них почти ничего нет, — сказала она. — Поддельные расписки легко опровергаются экспертизой. Его бывший статус не даёт права на наследство. Но… если они продолжат давить на соседей, могут повлиять на судью. Особенно если создадут образ «неадекватной наследницы».
— Защити себя. Собирай доказательства. Записывай разговоры. Фиксируй всё.
Я вернулась домой. И принялась за работу.
Установила камеры. Незаметные, в кустах, под карнизом. Включила диктофон на телефоне. Начала вести дневник: кто приходил, что говорил, кто что писал в соцсетях.
Через неделю Артём снова пришёл. Один.
— Лиза, давай по-хорошему, — сказал он. — Мы можем поделить. Ты получишь деньги. Купишь квартиру. А мы отремонтируем дом. Он же разваливается.
