— Мам, я всё сказал вчера. Ты больше не входишь в наш дом без приглашения. И приглашения не будет, пока ты не извинишься перед Мариной и не возместишь ущерб.
— Ущерб? Какой ущерб? За то, что прибралась?
— За то, что уничтожила её работу. Умышленно уничтожила.
Валентина Петровна всхлипнула:
— Я твоя мать! Я тебя родила! Вырастила!
— И я благодарен тебе за это. Но это не даёт тебе права разрушать мою семью.
— Она моя жена. И если ты не можешь это принять, то нам больше не о чем говорить.
Он взял Марину за руку, и они прошли мимо остолбеневшей Валентины Петровны в подъезд.
Весь день они восстанавливали проект. Дмитрий сканировал сохранившиеся фрагменты, Марина дорисовывала испорченное. К вечеру половина работы была сделана.
За окном раздался шум. Валентина Петровна стояла во дворе и громко причитала, обращаясь к соседям:
— Люди добрые! Сын родного мать из дома выгнал! Жена его настроила! Помогите!
Несколько любопытных высунулись из окон. Дмитрий вышел на балкон:
— Мам, прекрати спектакль. Иди домой.
— Не уйду, пока ты не образумишься!
Он вернулся в квартиру, взял телефон и набрал номер.
— Тётя Люда? Это Дима. Приезжайте за мамой, пожалуйста. Она неадекватно себя ведёт… Да, опять… Спасибо.
Через полчаса приехала его тётка и увезла рыдающую Валентину Петровну.
Всю ночь они работали над проектом. К утру всё было готово. Не идеально, но достаточно хорошо для презентации.
— Спасибо, — сказала Марина, глядя на готовую работу. — Я не думала, что ты способен на это.
— Я тоже не думал. Но знаешь что? Мне понравилось. Работать с тобой, создавать что-то вместе.
— Даже если пришлось выбирать между мной и мамой?
— Особенно поэтому. Потому что я наконец-то сделал правильный выбор.
Презентация прошла успешно. Марина получила повышение. Валентина Петровна ещё месяц пыталась достучаться до сына — звонила с разных номеров, приходила под окна, писала слезливые письма. Но Дмитрий держался. Он сменил замки, поставил видеодомофон и предупредил консьержку не пускать мать.
Через три месяца Валентина Петровна прислала короткое сообщение: «Прости меня». Больше ничего — ни оправданий, ни манипуляций.
Дмитрий показал сообщение Марине:
— Рано. Пусть подумает ещё. Если через полгода искренне раскается — посмотрим.
— А если не раскается?
— Значит, не судьба. Дима, я не монстр. Я готова простить. Но только если она действительно поймёт, что была неправа. А не просто притворится ради того, чтобы вернуть контроль над тобой.
Прошёл год. Валентина Петровна написала длинное письмо с извинениями. Призналась, что боялась потерять сына, что ревновала его к жене, что понимает теперь — чуть не потеряла его именно из-за своей ревности.
Марина прочитала письмо и сказала:
— Пригласи её на чай. Но предупреди — один неверный шаг, одно косое слово, и она вылетает навсегда.
Встреча прошла напряжённо, но мирно. Валентина Петровна вела себя сдержанно, даже принесла Марине подарок — набор профессиональных карандашей для рисования.
— Я… я правда сожалею, — сказала она, не глядя невестке в глаза. — Я была неправа.
Это было начало. Трудное, болезненное, но начало. Доверие не вернулось сразу — на это ушли годы. Но главное было сделано: границы установлены, выбор сделан, семья сохранена.
А в кабинете Марины на самом видном месте висела в рамке та самая презентация — с кофейными пятнами и заново нарисованными фрагментами. Как напоминание о том, что любые разрушения можно восстановить, если рядом есть человек, готовый бороться за тебя. И за вас двоих.
