– Я была две недели назад, – возразила я. – И собираюсь в эти выходные.
– Ну была, и что? Сорняки прополола? Лена, не будь собакой на сене! Мне это жизненно необходимо, понимаешь? Жиз-нен-но! А ты…
Он не договорил, но я знала, что он хотел сказать. А я – блажь, прихоть, эгоизм.
– Прости, Коля. Мой ответ – нет.
Он бросил трубку. Я сидела, вцепившись в телефон, как в спасательный круг. Сердце колотилось где-то в горле. Я впервые в жизни сказала «нет» своему младшему брату. И чувствовала себя так, словно совершила предательство.
Весь следующий день на работе я ходила как в тумане. Книги, формуляры, читатели – все проходило мимо. Моя коллега, Татьяна, бойкая и проницательная женщина моих лет, пережившая тяжелый развод и раздел имущества, несколько раз бросала на меня изучающие взгляды. В обеденный перерыв она села напротив меня в нашей маленькой подсобке.
– Петровна, на тебе лица нет. Что стряслось? Опять твои родственнички энергию пьют?
Я не хотела жаловаться, но ее участие прорвало плотину. Я выложила все: и требование мамы, и звонок брата, и свое чувство вины. Татьяна слушала молча, помешивая ложечкой остывший чай.
– Знакомая песня, – сказала она, когда я закончила. – Моя бывшая свекровь тоже пыталась убедить меня, что трехкомнатная квартира, доставшаяся мне от родителей, «нужнее» ее сыночке и его новой пассии. Знаешь, какими словами она оперировала? «Ты же женщина, ты скромнее должна быть», «Семью надо сохранять любой ценой», «Подумай о ребенке». Только ребенок был мой, а квартира тоже моя.
– И что ты сделала? – с надеждой спросила я.
– Послала. Вежливо, но далеко. Лена, пойми одну простую вещь. Это твоя дача. Не мамина, не брата, не общая. Твоя. И только тебе решать, что с ней делать. Хотят строиться – пусть берут ипотеку, как все нормальные люди. Почему за счет тебя? Ты им что, обязана?
– Но он же брат… И мама… У нее сердце…
– Сердце у них у всех начинает болеть, когда им отказывают, – хмыкнула Татьяна. – Это манипуляция чистой воды, самая дешевая. А брат… Знаешь, у меня тоже есть брат. Когда у меня был развод, он приехал, сел рядом и сказал: «Тань, что нужно? Деньги? Адвокат? Морду бывшему набить?» Вот это – брат. А то, что у тебя – это потребитель. Ты для него просто ресурс.
Слова Татьяны были жесткими, но отрезвляющими. Как нашатырь. Я всю жизнь смотрела на свою семью через флер «родственных уз» и «долга». А что, если посмотреть на них просто как на людей? На мать, которая всегда любила сына больше, чем дочь. На брата, который привык, что ему все должны.
В субботу я, как и собиралась, поехала на дачу. Автобус, тарахтя, вез меня за город. За окном проносились поля, перелески, и с каждым километром, отделявшим меня от Ярославля, мне становилось легче дышать. Я вышла на своей остановке и пошла по знакомой тропинке. Воздух пах сосновой хвоей и влажной землей. Вот и моя калитка. Я с трудом провернула ключ в старом замке, и она со скрипом отворилась, словно вздыхая.
И я вошла в свой мир.
Трава и впрямь выросла по пояс, но сквозь нее пробивались яркие головки люпинов и ромашек. Яблони, старые, корявые, стояли, усыпанные мелкими зелеными завязями. Дом встретил меня прохладой и запахом старого дерева. Я прошла по комнатам, проводя рукой по пыльной мебели. Вот отцовское кресло, просиженное, с вытертыми подлокотниками. Вот полка с его книгами о садоводстве. А вот на веранде старый диванчик, на котором я так любила спать в детстве, слушая, как стучит по крыше дождь.
Никакой это был не «сарай». Это была машина времени. Это была моя земля, мой корень. И отдать это на растерзание бульдозеру и амбициям брата? Чтобы он построил здесь безликую коробку из газобетона и жарил свои шашлыки?
Я вышла на крыльцо и села на ступеньку. Солнце пригревало. Где-то жужжала пчела. Тишина… Благословенная тишина. И в этой тишине я впервые за много дней услышала себя. Чего я хочу на самом деле? Я хочу приезжать сюда. Хочу сидеть вот так на крыльце. Хочу прополоть бабушкины флоксы, побелить стволы яблонь. Хочу осенью собирать антоновку, печь шарлотку и чувствовать этот ни с чем не сравнимый аромат. Мне не нужна гостевая комната в чужом доме. Мне нужен этот старый, скрипучий, но мой собственный дом.
