Решение, принятое в тишине дачного полудня, придало мне сил. Но я еще не знала, что битва только начинается.
Родственники взяли паузу, видимо, решив, что меня нужно «помариновать». Но через неделю начался второй акт драмы. В воскресенье, когда я снова была на даче и с наслаждением выпалывала крапиву из-под кустов смородины, калитка распахнулась. На пороге стояли мама, Николай и его жена Света, которую я недолюбливала за ее змеиную улыбку и цепкий взгляд оценщика.
– А мы к тебе в гости! – пропела Света, оглядывая участок с таким видом, будто уже прикидывала, где поставит альпийскую горку. – Решили посмотреть наше будущее гнездышко!
Николай нес под мышкой какой-то рулон. Мама шла сзади с видом полководца, ведущего армию на штурм.
– Лена, ты что ж это, даже не прибралась? – с укором сказала она, глядя на вырванный мной бурьян. – Мы же люди, не свиньи, в чистоте жить хотим.
У меня внутри все похолодело. Они приехали не в гости. Они приехали вступать во владение.
– Что это? – спросила я, кивнув на рулон в руках брата.
– А, это… – замялся он. – Это проект. Предварительный. Мне тут архитектор один знакомый набросал по-быстрому. Хотел на местности прикинуть, где что будет.
Он развернул ватман. На нем был нарисован тот самый двухэтажный дом, баня, гараж. Мой домик был схематично перечеркнут красным карандашом.
– Вот здесь, где твой сарай стоит, будет главный вход, – деловито ткнула пальцем Света. – А яблони эти старые придется спилить, конечно. Они тень дают, и вообще, от них только черви и мусор. Посадим газончик. Аккуратненько.
Я смотрела на них и не верила своим ушам. Они даже не пытались больше уговаривать. Они действовали так, будто мое согласие – решенный вопрос, пустая формальность.
– Я же сказала, что дачу не отдам, – произнесла я так тихо, что самой себе удивилась.
– Леночка, ну не начинай, – устало вздохнула мама. – Мы же не чужие люди. Мы для тебя же стараемся. Будешь приезжать, отдыхать в комфорте, а не в этой развалюхе.
– Я не хочу в комфорте. Я хочу в этой развалюхе, – мой голос окреп. – Это мой дом. И я прошу вас уйти.
Наступила ошеломленная тишина. Света смотрела на меня так, будто я вдруг заговорила на китайском. Николай покраснел. Мама подбоченилась.
– Ты что себе позволяешь?! – зашипела она. – Мать родную из собственного… из дома выгоняешь?
– Это мой дом, мама. И вы пришли сюда без приглашения, чтобы решать его судьбу за моей спиной. Это неуважение.
– Уважение?! – взорвался Николай. – Ты об уважении заговорила? А где твое уважение к семье? К матери, к брату? Мы к тебе с душой, а ты… Эгоистка! Права была мать, эгоистка до мозга костей!
– Коля, успокойся, – шикнула на него Света, но в ее глазах горел тот же холодный огонь. – Лена, давай по-хорошему. Мы же можем договориться. Ну хочешь, мы тебе компенсируем? Сколько ты за этот хлам хочешь? Сто тысяч? Двести?
Это было последней каплей. Они пытались купить у меня воспоминания. Купить папин подарок, мое детство, мое убежище.
– Уходите, – повторила я, чувствуя, как внутри меня вместо привычной мягкости и уступчивости нарастает холодная, твердая ярость. – Немедленно.
Они ушли, громко хлопнув калиткой. Мама на прощание бросила: «Ты еще пожалеешь! Попомни мои слова!»
Я осталась одна посреди своего запущенного, но такого родного сада. Руки дрожали. Но впервые за долгие годы я не чувствовала себя виноватой. Я чувствовала себя правой.
Следующим этапом была осада. Мне звонили тетки из Вологды, двоюродные сестры из Иваново. Все они начинали одинаково: «Леночка, нам Галя звонила, плакала… Что у вас там случилось?» А дальше шла обработка по единому сценарию: «Ты же старшая, должна быть мудрее», «Колечке помочь надо, он парень хороший, но непутевый», «Зачем тебе одной эта дача, выйдешь на пенсию, кто за ней ухаживать будет?». Это было похоже на спланированную психологическую атаку. Я научилась говорить: «Это наше с братом дело, извините, я не буду это обсуждать». И клала трубку. С каждым таким разговором стальной стержень внутри меня становился все крепче.
Апофеозом стал «семейный совет», на который меня заманили под предлогом маминого плохого самочувствия. Я приехала к ней с лекарствами и пакетом апельсинов. В квартире уже сидели Николай и Света. На столе вместо чая стояла папка с документами.
