— Я же просила тебя не покупать эти дешёвые салфетки! — Галина Михайловна швырнула упаковку на стол с таким видом, словно это была не бумажная продукция, а что-то откровенно оскорбительное.
Татьяна замерла посреди кухни с кастрюлей в руках. Сегодняшний день начался как обычно — утренний кофе, быстрый завтрак, сборы на работу. Но теперь, в семь вечера, когда она только вернулась домой после десятичасового рабочего дня, её встретила разъярённая свекровь с претензиями о салфетках.
— Галина Михайловна, это обычные салфетки. Такие же, как всегда покупаю.
— Вот именно! — воскликнула свекровь, усаживаясь за стол с видом судьи, готового вынести приговор. — Всегда покупаешь самое дешёвое! Экономишь на всём! На еде экономишь, на бытовой химии, теперь вот и на салфетках! Ты хоть понимаешь, как это выглядит со стороны?
Татьяна поставила кастрюлю на плиту и медленно повернулась к свекрови. За три года совместного проживания она научилась распознавать эти моменты — когда обычная придирка превращается в полноценную атаку. И сегодня явно был именно такой день.
— Как это выглядит? — спокойно переспросила она, хотя внутри уже начинало закипать раздражение.
Галина Михайловна театрально вздохнула, словно объясняя очевидные вещи несмышлёному ребёнку.
— Это выглядит так, будто в нашей семье проблемы с деньгами! Будто мы не можем позволить себе нормальные вещи! Вчера ко мне приходила Людмила Васильевна, моя подруга. Я налила ей чай, подала эти твои салфетки — она даже бровью повела! Я видела, как она смотрела! С жалостью! Понимаешь? Она меня жалела!
Татьяна молча достала из холодильника овощи для салата. Она уже знала, что любой ответ только подольёт масла в огонь. Но молчание тоже не спасало.
— Молчишь? Нечего сказать? — Галина Михайловна встала и подошла ближе. — Я тебе говорю о репутации нашей семьи, а ты молчишь! Твоя мать, видимо, не научила тебя, как правильно вести хозяйство. Не научила, что дом — это лицо женщины!
При упоминании матери Татьяна сжала нож крепче, но продолжала нарезать огурцы.
— Моя мать научила меня жить по средствам и не выбрасывать деньги на ветер.
— По средствам! — фыркнула свекровь. — Да у тебя зарплата приличная, и Андрей хорошо зарабатывает! Но ты всё равно экономишь на каждой мелочи! Знаешь, что про тебя соседки говорят?
— Не знаю и знать не хочу.
— А зря! Они говорят, что ты жадная! Что ты из тех, кто копейку удавится! Миронова с третьего этажа вчера сказала, что видела тебя в дешёвом магазине у метро. В том, где всякие приезжие закупаются!
Татьяна отложила нож и повернулась к свекрови. На её лице не было ни гнева, ни обиды — только усталость.
— Галина Михайловна, я покупаю продукты там, где мне удобно. Если вас не устраивают салфетки, можете купить другие. Или вообще не пользоваться ими.
— Ах, вот как! — возмутилась свекровь. — Теперь ты мне ещё и указывать будешь, что мне делать в доме моего сына?
Эта фраза — «дом моего сына» — звучала в этих стенах с завидной регулярностью. Каждый раз, когда Галина Михайловна хотела поставить невестку на место, она напоминала, чей это дом на самом деле.
— Это наш с Андреем дом, — устало поправила Татьяна. — И я имею право покупать те продукты и вещи, которые считаю нужными.
Галина Михайловна покраснела. Её глаза сузились, а голос стал ядовитым.
— Наш дом? Серьёзно? А что ты в него вложила? Квартиру Андрей купил до вашей свадьбы! Мебель мы с его отцом покупали! Даже посуда — и та наша! Ты здесь гостья, которую приютили из жалости!
Татьяна почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Три года. Три года она терпела эти выпады, эти постоянные напоминания о том, что она здесь чужая. Три года пыталась наладить отношения, искала компромиссы, уступала. И всё это время свекровь методично, день за днём, разрушала её самооценку, её чувство дома, её право на собственную жизнь.
