— Да, я ему скажу, — Вовка немножко растерянно смотрел в пол, видимо предвидя предстоящую нахлобучку. — А ты молодец, не растерялась! — с этими словами он убежал, перескакивая через две ступеньки.
Папа обычно заезжал за мамой после работы, поэтому, когда они вместе вошли в квартиру, то одновременно вскрикнули, увидев картонку вместо стекла.
— Что тут без нас произошло?
— Мячик в окно попал, ничего такого. Вовкин папа позвонит и поможет поставить новое стекло.
— Вовкин, говоришь? Вы с виновником уже познакомились?
— Да, он за мячиком пришёл и помог мне прибраться. Он рыжий! — Нина почему-то покраснела.
— Хорошо, подождём, позвонит ли его отец, — заметил папа.
— Рыжий, говоришь? — мама смотрела на Нину несколько странно.
— Огненный, как солнышко! — счастливо отозвалась дочка.
На следующее утро, Вовка встретил её по дороге в школу, и они пошли вместе. Нина чувствовала себя очень странно: когда этот мальчик шёл рядом, всё вокруг переполнялось светом. Она даже зажмуривала глаза, а потом опять открывала, но яркость не исчезала — никогда в жизни девочка так не наслаждалась даже чёрным асфальтом и грязно-белым снегом, а уж голубизной неба и подавно. «Может быть, я всё себе придумала, и совсем не больна! Тогда я не умру, как тётя Нина», — впервые за долгое время, Ниночка позволила себе надеяться на будущее.
Вечером к ним зашёл Вовкин отец — такой же рыжий, как и сын. Он сидел на кухне с родителями, обещая купить новое стекло и помочь вставить его. Нина с удивлением заметила, что, когда он был у них в квартире, мир опять стал монохромным. Это было так непонятно: одну минуту всё купалось в цвете, а в другую блекло, будто выключили волшебный проектор. Как могли отец и сын быть такими разными?
Вовчик теперь каждый день шёл рядом с Ниной в школу и из школы. Они были странной парой: смуглая, темноволосая девочка и огненный мальчик. Сначала над ними смеялись, но потом привыкли, что эти двое неразлучны: Вовчик всегда был где-то неподалёку от Нины. Как-то их увидела вместе Нинина мама и очень расстроилась.
— Ниночка, — сказала она дочери. — Я бы не хотела, чтобы ты общалась с этим мальчиком. Пожалуйста, послушайся меня.
— Мама, но почему? Из-за разбитого стекла?
— Стекло? При чём тут стекло! Всё гораздо сложнее, но ты уже достаточно взрослая, и думаю, что ты поймёшь.
Мама ещё никогда не говорила с дочерью так серьёзно, как с равной.
— Ты понимаешь, Ниночка, я знаю Колю, Володиного отца, очень давно. Когда-то он увивался вокруг моей сестры, а она не хотела иметь с ним ничего общего. Он был последним, кто видел её живой… — мама начала плакать, и Нина, как когда-то давно папа, начала её утешать, поглаживая по спине. — Следователь тогда подозревал, что он это с ней сделал, но доказать не мог. А потом Колина семья уехала из города. Теперь он вернулся, отец одиночка! Что произошло с его женой? Жива ли она? И ты общаешься с его сыном!
— Мама! — Нина до глубины души возмутилась такой несправедливостью. — Как ты можешь так думать о Вовчике? Он никогда ничего плохого никому не сделал! А для меня — только всё самое хорошее! Мало ли, что про его отца думали? Он-то тут при чём? Мама, я хочу с ним дружить, я уже почти взрослая, ты не можешь мне запретить!
— Нет, Ниночка, я тебе не запрещаю, но прошу, чтобы ты была осторожна, — грустно вздохнула мама.
Нина не знала, спросить ли Вовчика об его отце, но решила не затрагивать эту тему. Присутствие друга наполняло мир жизнью и красками, и этого для неё было достаточно. Они продолжали ходить в школу и из школы вместе, откровенно болтая обо всём на свете.
Своё шестнадцатилетние Нина отпраздновала, как положено: с тортом и пирожными, подарками и играми. Когда все друзья разошлись, именинница легла спать с лёгкостью и удовлетворением на душе. Не успела она закрыть глаза, как услышала тихий, шуршащий, но явственный голос.
— Вставай, тёзка, пора пришла!
Нина открыла глаза, почему-то зная, кого она увидит. Она не ошиблась: на её кровати, нервно разглаживая складки прозрачными пальцами, сидела девушка, очень похожая на фото тёти Нины, которое мама хранила в шкатулке под замком. От поздней гостьи веяло смесью запахов нежных женских духов и свежевскопанной земли. Мало ли, что может привидеться ночью, в полудрёме. «Это всё — сон!» — твёрдо решила Нина и зажмурилась. Но призрак и не думала исчезать.
— Не притворяйся, я знаю, что ты меня видишь! — заявила она. — Нам с тобой надо одно дело сделать, а потом ты — свободна, можешь заниматься в жизни, чем хочешь.
— Получается, что да, хотя очень странно об этом думать. Твоя мама ведь малявка, всё время за мной цепляется.
— Да? — Нине стало интересно, какой была когда-то её мама. — А ты её не берешь?
— Когда как, — уклончиво ответила тётя. — В тот раз, самый важный, не взяла. Может быть, всё по-другому бы было.
В её голосе были такие тоска и обречённость, что Нина чуть не заплакала от жалости.
— Тётя Нина, — как странно называть кого-то ещё своим именем, то есть сначала её именем, то есть… Нина-младшая совсем запуталась. — Мне никто ничего про тебя не рассказывал. Кроме того, что тебя убили, а убийцу так и не нашли.
— Не время ещё было. Я тебе всё сама покажу.
— Покажешь? Как в Гарри Поттере? Я смогу увидеть, как всё случилось?
— Ну да, сможешь. Стандартный приём призраков! — тётя рассмеялась, и от этого смеха Нине стало холодно, аж до дрожи и мурашек по коже. — Возьми меня за руку!
Нинина рука коснулась шершавой, как наждак, ледяной кожи призрака, и костлявые пальцы сомкнулись, как тиски, вокруг её запястья. Дальше, всё исчезло, кроме густых серых клубов влажного тумана, и когда он рассеялся, Нина и её спутница миновали дубовую рощу и стояли рядом с детской площадкой в соседнем дворе, которую Нина видела с детства, но куда почему-то никогда не ходила играть.
Тётя подвела её к небольшой открытой деревянной беседке, выкрашенной в тёмно-зелёный цвет. Свежий слой краски блестел в лучах луны. Призрак жестом указала на проём между столбами. Нина украдкой, не зная, видят её другие люди или нет, заглянула из-за колонны внутрь. Двое в беседке явно ругались — тётя Нина, очень красивая в светлом открытом платье из мягкой, струившейся материи, и парень. Нина уставилась на него, открыв от удивления рот: копия Вовчик, её солнышко! Тётя прокомментировала реакцию девушки.
— Закрой рот, это отец твоего жениха, конопатый Колька.
— О чём вы с ним говорите?
— Не твоя забота, ты смотри, что сейчас будет.
В беседке, живая тётя Нина что-то кричала в лицо Вовкиному отцу, и её слова, как показалось племяннице, причиняли ему боль. Он сморщил нос, сдерживая слёзы, и наконец бросил что-то в ответ. Девушка упёрла руки в бока и начала хохотать, неприятно выпячивая нижнюю губу. Тут Колька ударил её по лицу, наотмашь, но не сильно, будто остановив себя в последнюю минуту. Всё тело тёти подалось назад, падая навзничь. Рот был раскрыт, но она больше не смеялась. Она лежала на грязном полу беседки, и её шея была повёрнута под неестественным углом. Парень несколько секунд в ужасе смотрел на мёртвую, а потом бросился бежать.
— Всё видела? Этот придурок пощёчину мне закатил! Да как он посмел! Я сначала думала, что Колька смылся, потому что испугался, что я Димке расскажу, он бы из этого хлюпика котлету отбивную сделал! Только потом поняла, что Колька увидел меня такой.
— Но это же случайность? Он ведь не ожидал, что ты упадёшь?
— Мне что, легче от этого? Ты на чьей стороне, родной тётки или этого дурака?
— На твоей, только зачем ты это мне показала? Что я могу сделать?
Лицо тёти, бледное и прозрачное, на мгновение сгустилось почти до обычного человеческого облика, отражая злобное торжество.
— Ты должна отомстить за меня. Забери у Кольки самое дорогое, как он забрал мою жизнь.
— Я не понимаю! — Нина не хотела осознавать, чего от неё требует мамина сестра.
— Убей его сына, и долг будет оплачен!
— Причём тут Вовчик? Он же не причинил тебе вреда! Он мой друг! Я не буду! Не проси меня, я не могу!
Если у призрака может быть издевательская улыбка, именно такая появилась на губах тёти.
— Всё было решено за тебя, тёзка, и решено давно. Назвав тебя моим именем, по древним законам, Соня посвятила тебя мне.
— Жертвоприношение, что ли?
— Твоя жизнь принадлежит мне, — тётя злорадно усмехнулась. — Твой отец, гад, сильно сопротивлялся, видно чувствовал подвох. Сонька, дура, чуть с ним не согласилась. Пришлось мне ей во сне явиться, сказать что, если в мою честь дочь не назовёт, я маяться буду, ничего от меня не останется. Она всегда была жалостливая, даже жучков со спины на брюхо переворачивала. Так что деваться ей было некуда.
